Солнце еще не село, и Виллар не поднимал головы. Ему не нравилось перемещаться при дневном свете. Природа благословила Виллара прекрасными чертами его народа, и он отказывался прикрывать уши и прятать глаза от мира. Виллар гордился своим наследием, это миру следовало стыдиться. У него был длинный список того, чему
Виллар часто размышлял, что произойдет, если он осмелится надеть меч. Это не являлось нарушением закона. Он слышал, что правители не разрешали носить клинки и луки в городах, что, конечно, не касалось рыцарей, аристократов и стражи. В Рошели такого запрета не существовало, однако не было и эдикта, не позволявшего мир войти в «Одежное трио». Многие правила не нужно было записывать или применять. Появившись с мечом, нахально хлопающим по бедру, Виллар привлечет к себе внимание. Потом соберется толпа – и его побьют и отберут меч, если только он не захочет им воспользоваться. А если он им воспользуется – если поступит подобно любому уважающему себя гражданину, – прибежит городская стража. Ношение оружия не считалось противозаконным, однако убийство и членовредительство запрещалось. Виллар по собственному опыту знал: стража не любит гномов, едва терпит калианцев и слепо ненавидит мир. Он не питал иллюзий насчет своей способности справиться с группой тренированных солдат. Виллар не учился владеть клинком и ни разу не участвовал в схватке. Побои не считались. И потому, в то время как быть мир являлось достаточной причиной для избиения, быть мир с мечом означало верное самоубийство.
Посмотрев вниз, он увидел реку, которую заходящее солнце окрасило в золото. По далеким мостам катились экипажи. Дым поднимался из множества труб. По каньонам улиц ползли толпы людей, текли, словно вязкая слизь, смазывавшая рабочие механизмы города. Виллар в буквальном смысле находился выше всего этого – а скоро будет и в метафорическом.
Колокола Гром-галимуса завели свою унылую мелодию, возвещая о завершении дня. Пора идти. Епископу не понравится, если он опоздает. Виллар начал вставать, но потом замер. Он снова услышал царапанье крохотных когтей по дереву.
Виллар оглядел свои пожитки и заметил пятнистого черно-белого грызуна, который поспешно скрылся в трещине кровли. Вор опять явился. И на сей раз открыл коробку. Виллар схватил старый деревянный ящик и лихорадочно перебрал его содержимое, опасаясь демонических козней. Все вещи были на месте. Виллар достал самый ценный предмет, клочок гобелена, чей возраст составлял не менее тысячи лет. Если верить истории, которую рассказывал дед, гобелен принадлежал семье Орфе и когда-то был размером с трехэтажную стену. От него остался только этот двухфутовый клочок. Остальное конфисковала и сожгла церковь – по очевидным причинам. Даже на обрывке Виллара было детальное изображение героев с заостренными ушами, облаченных в кольчуги, скачущих на лошадях и воздевающих мечи. Гобелен, рассказывал дед, изображал падение Мерредидда, увековечивал битвы с варварами, которые в конце концов сломили блистательную древнюю имперскую провинцию. Провинцию мир, которой правили мир.
Виллар разложил обрывок гобелена на бедрах и нежно погладил тонкое шитье.
Глядя в вытканные глаза, он дал обещание:
– Если будет на то позволение Феррола, другой мир будет править королевством.
Солнце коснулось далеких гор. Виллар поднес ткань к губам и поцеловал изображение, а потом сложил и убрал в ящик.
Время поджимало, а у него было много дел.
Виллар выбрал обычный путь к собору по крышам и спрыгнул в темный переулок. Рабочий день завершался, и толпы усталых людей брели домой. Они шли, ссутулившись, и редко поднимали головы. А даже если бы и подняли, даже если бы увидели Виллара, никто не обратил бы внимания на очередного мир.
Меркнущее солнце почти скрылось за поместьем. Сонмы теней выбрались из низин и захватили город. Монета судьбы брошена. Наконец выпадет решка.