– Может, кто?
– Знаю только, что он был мертв, и у него не было лица. Как будто его откусили. Я опознал калианца по одежде и коробке, которую он нес. На мой взгляд, это не похоже на обычное убийство.
– Он не убивал Нима, – вновь заявила Сетон.
– И откуда, ради всего святого, тебе это известно? Он спас тебе жизнь. Что с того? Он также прикончил много людей; ты сама так сказала. Из твоих собственных слов следует, что он убийца, а не маленький невинный ягненок. И в его рассказ о лишившемся лица Ниме невозможно поверить.
– Нет, возможно, – ответила Сетон. – И я верю ему не потому, что он спас мне жизнь.
Ей удалось привлечь внимание гнома, и тот повернулся. Адриан увидел маленькую золотую серьгу в мочке его левого уха. Украшение? Метка моряка? Свадебный подарок? Он так мало знал о маленьком народце, что чувствовал себя не просто глупым, а неспособным постоять даже за себя, не то что за свое дело.
– Почему ты считаешь, что он не убивал Эразма?
– Убийства, жертвы которых были искалечены таким же образом, случались и раньше, – объяснила Сетон. – Вот почему аристократы носят синее.
Гном покачал лохматой головой:
– Тьфу! Аристократы пугливы. Улицы опасны. Не каждый человек, погибший в переулке, является жертвой…
– Я говорю не о последних убийствах. – Голос Сетон стал ниже и мрачнее, взгляд сделался серьезным. Было странно видеть столь юное лицо таким печальным. – Я говорю о Троме Годинеле.
Грисвольд прищурился:
– О ком?
– Он был куратором Имперской галереи. Ходили слухи о его дальнем родстве с Киллианами. Я видела тело, когда его обнаружили у подножия статуи Гленморгана. От лица ничего не осталось. Трома опознали по одежде, потому что… – Сетон помолчала и посмотрела на Адриана, будто он знал ответ.
– Потому что ему откусили лицо, – произнес тот.
– На самом деле, не только лицо. Значительная часть тела была съедена. Да, лица у него не было. А также многих костей.
– Похоже на волков, – заметил Грисвольд.
– В галерее?
Гном скептически посмотрел на Сетон:
– Я никогда не слышал этой истории.
– Она случилась давно.
Он склонил голову и пристально оглядел ее:
– Сколько тебе лет?
Сетон ухмыльнулась:
– Тром Годинель погиб за пятнадцать лет до твоего рождения.
Гном вскинул косматые брови. На вид Грисвольду было за сорок, может, больше. Сетон не была подростком, не была человеком, и если она говорила правду, то ее возраст на десятки лет превышал возраст Адриана. Добавив эти истины к факту, что он не сразу узнал ее, Адриан понял: хотя ему уже случалось недооценивать женщин в прошлом, на сей раз его глупость вышла на новый уровень.
– Тром Годинель был не единственным, – продолжила Сетон. – Каждые несколько лет кто-нибудь погибает подобным образом. Это аристократ или, предположительно, незаконный отпрыск герцогов старого мира, обычно мужчина, и всегда в радиусе нескольких миль от замка Блайтин. Убийства происходят ночью или на закате, в густом тумане, и жертв пожирают. Иногда лишь некоторые части, порой полностью, но лица съедают обязательно.
– Ты имеешь в виду моргана. Виллар рассказывал мне эту легенду, – произнес гном.
– Виллар не всеведущ.
– А где он? – поинтересовался Адриан.
– Не знаю. – Гном говорил медленно, не глядя на собеседников. Он нахмурился, его кустистые брови соединились на переносице.
– Что-то не так?
Грисвольд поднял голову, но не ответил.
– Грисвольд, почему ты молчишь? – спросила Сетон.
– Восстания – дело кровавое. На случай, если нашим людям будет грозить опасность, мы хотели подстраховаться. Нуждались в запасном плане. Чтобы действовать при необходимости. Только при необходимости.
– По этому поводу вы трое встречались? – уточнил Адриан.
– В основном, да. И я также должен быть отдать Эразму его материалы.
Адриан кивнул:
– Коробку. Я обнаружил ее рядом с телом Эразма, но в ней лежали камни, простой гравий. А он нес ее так, словно внутри нечто опасное.
– В руках умелого гнома грязь, камень, металл и дерево опасны.
Адриан включил бы в этот список веревку: запястья болели, ладони пульсировали. Связывая его, гном проявил таланты, которыми его народ славился в работе с камнем или механизмами.
– Я не понимаю, – сказала Сетон.
– И не можешь понимать. Это старая магия. Старше даже тебя. Старше Рошели, Новрона.
– О чем ты?