Смерть лорда Эджвера

– Да-да, все предложения связаны. Именно здесь на первый план и выходит талантливость идеи. Прочтите, и вы увидите. Думаю, лучше всего мне представить факсимиле той страницы… Теперь видите? – сказал Пуаро. – Письмо обрывается там, где она говорит о капитане Марше. Ей жаль его, а потом она говорит: «Ему очень понравилось мое шоу». Затем на новой странице она пишет: «говорит». Но, mon ami, одной страницы не хватает. Тот, кто говорит на новой странице, необязательно соответствует тому, кто говорит на предыдущей. По сути, это совершенно разные люди. И на новой странице – это тот самый человек, который втянул ее в «розыгрыш». Обратите внимание, нигде после этого имя не упоминается. А! C’est épatant! Каким-то образом убийца завладевает этим письмом. Оно выдает его. Он, естественно, думает о том, чтобы присвоить его, но тут, читая его, видит другой способ распорядиться им. Убрать одну страницу – и тогда письмо превратится в обвинение против другого человека, который, кстати, тоже имеет все основания желать смерти лорду Эджверу. А! Это же самый настоящий дар небес, как вы говорите! Он отрывает страницу – и полностью меняет суть письма.

Я восхищенно смотрел на Пуаро, не будучи полностью уверен в истинности этой версии. Мне казалось вполне возможным, что Карлотта, начав писать письмо на отдельных листах, вдруг продолжила на оторванной половинке двойного. Но Пуаро так искренне радовался, что у меня просто не хватало духа высказать какое-то прозаическое предположение. Как-никак, может быть, он и прав.

И все же я отважился отметить одно или два препятствия, лежавших на пути этой версии.

– Но как этот человек – кто бы он ни был – смог завладеть письмом? Мисс Адамс достала его из своей сумочки и самолично отдала горничной, чтобы та отнесла письмо на почту. Горничная сама нам об этом рассказала.

– В таком случае мы должны допустить две вещи. Либо горничная солгала, либо в тот вечер Карлотта Адамс виделась с убийцей.

Я кивнул.

– Мне кажется, последнее допущение – самое вероятное. Мы всё еще не знаем, где Карлотта Адамс находилась после того, как вышла из квартиры, и до девяти часов, когда оставила кейс в камере хранения Юстона. Думаю, именно в этот промежуток времени она и встретилась с убийцей в каком-то назначенном месте – скорее всего они где-то вместе ужинали. Он дал ей последние инструкции. Что было конкретно в отношении письма, мы не знаем. Можем только догадываться. Не исключено, что она просто держала его в руке, собираясь бросить в ящик. Она могла положить его на столик в ресторане. Убийца видит адрес и чует опасность. Возможно, он каким-то хитрым способом завладел им, вышел из-за стола, вскрыл, прочитал, оторвал одну страницу и потом либо вернул на стол, либо, заявив, будто она уронила его, отдал ей, когда она уходила. Как все это произошло, для нас не важно, но из этого нам ясны две вещи. Что в тот вечер Карлотта Адамс виделась с убийцей либо до убийства лорда Эджвера, либо после – у нее был небольшой промежуток времени между «Корнер-Хаусом» и возвращением домой. Я предполагаю – хотя могу и ошибаться, – что именно убийца подарил ей золотую коробочку. Это был сентиментальный сувенир в память об их первой встрече. Если оно так, то убийца – этот самый Д.

– Не понимаю, при чем тут золотая коробочка.

– Послушайте, Гастингс, у Карлотты Адамс не было пристрастия к вероналу. Так нам говорит Люси Адамс, и я тоже считаю, что это так. Она была проницательной девушкой с отменным здоровьем и без склонности к таким вещам. Ни ее знакомые, ни ее горничная не опознали коробочку. Тогда почему мы обнаружили ее в ее вещах? Значит, кому-то было нужно создать видимость, будто она приняла веронал и будто она уже давно сидит на нем – скажем, как минимум полгода. Давайте предположим, что Карлотта на несколько минут встретилась с убийцей после убийства. Они, Гастингс, вместе выпили, чтобы отпраздновать успех своего плана. А в напиток девушки была подмешана значительная доза веронала, рассчитанная так, чтобы Карлотта не проснулась на следующее утро.

– Ужасно, – сказал я, ежась.

– Да, все это очень некрасиво, – сухо произнес Пуаро.

– Вы собираетесь изложить все это Джеппу? – спросил я через пару минут.

– Ни в коем случае. Что у меня для него есть? Наш замечательный Джепп скажет на это: «Опять пальцем в небо! Девушка писала на оторванном листке бумаги!» C’est tout[66].

Я с виноватым видом отвел взгляд.

– Что я отвечу на это? Ничего. Все это то, что могло бы случиться. Я знаю только, что все это не случилось, потому что необходимо, чтобы это не случалось.

Пуаро замолчал. На его лице появилось мечтательное выражение.

– Только подумайте, Гастингс, если б тот человек действовал в определенном порядке и в соответствии с какой-то системой, он наверняка отрезал бы страницу, а не оторвал. И тогда мы ничего не заметили бы. Совершенно ничего!

– Напрашивается логичный вывод, что в характере этого человека присутствует небрежность.