Наконец он сдаётся. Поставив все четыре копыта на край плиты, учаг отталкивается и в прыжке откидывает в сторону рога, чтобы не удариться ими о скалу. От этого движения передние ноги попадают на край карниза, а задние виснут над обрывом. Синеют белки круглых глаз, его всего захватывает страх. Олень какое-то мгновение ещё силится удержаться передними копытами за край карниза, но срывается. Скалы провожают учага глухим подземным гулом. Вместе с ним в пропасть летят камни. Далеко внизу он падает спиной на острую грань обломка и умирает, разбросав длинные ноги и запрокинув голову.
Улукиткан дождался, когда внизу стих грохот камней, уселся на выступ.
— Пошто раньше не обрезал оленю рога? — слышу его голос.
Я даю команду вернуться вниз, к подножью скалы. Олени, видевшие весь ужас падения учага, буквально сбегают под скалу и продолжают пугливо прислушиваться к наступившей тишине. Мы развьючиваем животных. Без груза они легко преодолевают препятствия, выходя наверх. Затем я с Трофимом и Лихановым вытаскиваю туда груз, а Улукиткан с Василием Николаевичем идут к учагу, чтобы снять с него узду, вьюк и седло.
От скалы подъём положе, и мы без приключений выбираемся на отрог. За ним действительно глубокая долина. Мои спутники возвращаются с оленями на Маю, за оставшимся там грузом, а я с Бойкой иду дальше вниз — хочу спуститься к устью речки, протекающей по дну долины.
Спускаемся по стланику. Тут идти легче, россыпи прикрыты растительным покровом, меньше обнажённых пород. Ниже нас встречают лиственницы, так, в их окружении, мы и выходим на дно долины.
Пробираюсь сквозь береговую чащу, раздвигаю густой ольховник и поражаюсь: речка должна течь вправо к Мае, а она течёт в обратном направлении. Понять не могу, в чём дело? Внимательно осматриваюсь и окончательно убеждаюсь, что течёт она действительно влево, почти на север. Я тяжело опускаюсь на гальку.
Это Мая!
Я узнаю её разбег, её тревожный рокот и шальную волну. Мы опять встретились. Чувствую, что не уйти нам от неё. Да и куда? Назад — ни за что! Остаётся только один путь — вперёд. Я даже как будто рад этой неприятной неожиданности.
Подхожу к берегу. Река плещется меж валунов, ворчливо уползает дальше на север. Всё ещё не могу понять, почему на север? Ведь от устья Эдягу-Чайдаха она пропилила себе проход на юг. Значит, где-то здесь река делает большую петлю и поворачивает более чем на сто пятьдесят градусов.
Дня ещё остаётся много. Я выбираю место для табора, делаю заломки и ухожу вверх по реке. Надо узнать, что там в петле: пороги, шиверы или тиховодина. И заодно посмотреть, где поблизости есть сухостойный лес для плота.
Однако моя попытка осмотреть первую большую петлю Маи не имеет успеха. У всех поворотов реку оберегают крутогрудые скалы, то голубоватые, как небо ранним утром, то серые, как пепел старого огнища, то ржавые. Они неприступны. Ни с чем пришлось вернуться назад.
На стоянку прихожу поздно. За пологими отрогами пылает небо. Близится ночь. По прогалинам в холодеющем ночном сумраке бродят, как призраки, уставшие олени. Ветерок наносит дым только что разожжённого костра.
Я разыскиваю в куче багажа свою постель, достаю мыло и полотенце. Василий Николаевич льёт мне на руки воду, а на пухлых губах улыбка.
— Чему радуешься? Реку узнал? — спрашиваю я.
— Узнал. Эко змея, обманула! Кто бы подумал, что она тут так извернётся!… Что же делать будем? — не терпится ему.
— Поплывём дальше, не возвращаться же назад.
— Мы тоже так распланировали и лес уже свалили на плот. Старики хотят идти с нами берегом.
— Да, да, вместе пойдём, так лучше, — слышу я голос Улукиткана.
— А если не пройдёте?
— Вы сразу нас на ту сторону плавьте, если не пройдём, будем пробираться горами, на устье Маи встретимся.
Итак, всё решено. Завтра в путь. Знакомое чувство тревоги опять врывается в нашу жизнь.
Кто-то бросает на рубиновую россыпь углей пучок сушняка. Вспыхивает пламя, и знакомый шелест огня будит лагерь. Улукиткан остаётся отобрать себе продовольствие, а все остальные уходят на берег. Дружно стучат топоры, перекликается эхо, и как-то странно слышать здесь, в дикой теснине гор, человеческий говор.
Выяснилось, что ниже нашей стоянки Мая, наткнувшись на скалу, круто поворачивает назад и ложится на юг, образуя узкую стрелку. Улукиткан не хочет идти здесь берегом, следом за плотом, просит переправить его на правый берег, и они с оленями дождутся нас на противоположной стороне стрелки.
В полдень плот был загружен. Мы перегнали через реку оленей, перебросили стариков, помогли им поймать животных, и они ушли налегке, не захватив с собою ни вещей, ни продуктов.
На корме Трофим. Он клонит голову, прислушивается к наплывающему рёву. Справа на гранитном выступе торчит разбитая грозой старая лиственница с поднятыми к небу обломанными сучьями, как бы предупреждая нас об опасности.
Мы проплываем обрыв. Близко перекат. Все настороже. Наваливаемся на вёсла. Глаза не успевают замечать проход. Тут, кажется, река готовит нам сюрприз.