– Ну, не знаю, мистер Эзра. – Свободной рукой миссис Уоррен пригладила волосы. Ее корнский акцент вдруг стал сильнее. – Моя кухня – это моя кухня. Я посмотрю, что можно сделать.
Она повернулась и вышла в дверь, что располагалась в дальнем конце оранжереи.
Эзра подмигнул Хэл.
– Хэрриет. Приятно видеть вас в вертикальном положении. Неплохой концерт вы устроили нам вчера вечером.
– Я… – Хэл вспыхнула.
– Это тебя непривычно видеть в вертикальном положении в такое время, если уж на то пошло, – едко сказал Хардинг.
– Что ж, тебе повезло. Может, удастся выпить чаю. Как там про кошку и про доброе слово?
– К черту кошек. Какая сварливая старуха. Не понимаю, как мать терпела ее все эти годы. Похоже, в мечтах она уже получила свои тридцать тысяч и убралась подобру-поздорову.
– Да дело-то не в этом. – Улыбка у Эзры исчезла, и он посмотрел на Хардинга с выражением, очень похожим на открытую неприязнь. – И говори тише, если не хочешь оставшиеся дни питаться холодным супом.
– Что ты имеешь в виду? Какое дело?
– Я имею в виду, что лет пятнадцать о матери заботилась главным образом миссис Уоррен – за мизерную плату. Или ты полагаешь, за те деньги, что мать ей платила, мы могли нанять постоянную сиделку? Так что тридцать тысяч, по-моему, – это еще дешево отделаться.
– Как забавно слышать, что это, оказывается,
– Вот ты всегда был лицемерным дерьмом, – перебил его Эзра и усмехнулся, будто это такая шутка, правда, на сей раз в его лице не было ни очарования, ни юмора, он скорее напоминал оскалившего зубы волка.
Хэл затаила дыхание, гадая, чем кончится перепалка, но Хардинг ничего не ответил. Просто закатил глаза и развернулся в сторону столовой. На пороге он остановился, открыл дверь Хэл и учтиво подождал, пока она пройдет.
На одном конце длинного стола уже сидели Митци с детьми. Абеля и Эдварда не было.
– Хэрриет, дорогая, – поздоровалась Митци. Она решила сегодня накрасить губы, и теперь ее лицо ярким пятном невпопад выделялось в глухом, блеклом полумраке комнаты и бледном утреннем свете. – Как вы сегодня?
– Спасибо, Митци, хорошо, – ответила Хэл. Она подошла к стулу, который отодвинул для нее Хардинг, и села, оказавшись между ним и Эзрой. – Даже не знаю, что такое вчера приключилось. Холод и голод, наверно, все вместе.
– Не говоря уже о потрясении, – закивала Митци, но, потянувшись за мюсли, неодобрительно поджала губы. – Не знаю, о чем думал мистер Тресвик, вывалив на нас эдак всю историю с завещанием.
– Ну, когда-то нужно было сказать, – заметил Эзра. Он вроде бы отошел от стычки с Хардингом, на лицо вернулась более убедительная улыбка. – Может быть, он решил, что лучше отодрать пластырь одним рывком, так сказать. И покончить с этим.
– Нужно было нас подготовить, – упрямо сказала Митци. – Особенно бедного Хардинга.
– А почему это именно бедного Хардинга? – улыбнулся Эзра, глядя на Митци через стол. – Знаешь, остальных это тоже в некоторой степени касается. Или когда тебя ставят на одну доску с нами, нищебродами, это слишком суровое испытание?
– Эзра… – У Митци был вид человека, терпение которого на пределе. – Ты уехал, но Хардинг, несомненно, имел все основания ожидать…
– Какой облом, особенно когда уже внесен задаток за новый «лендровер», – сочувственно произнес Эзра.
– Знаешь что, дорогой, – сказал Хардинг, перебив готовую уже огрызнуться Митци, – ты просто провоцируешь.
Эзра только рассмеялся, откинув голову назад. Хэл невольно увидела небритый подбородок и впадину над ключицей, там, где ворот рубашки не прикрывал шею. Затем он встал, бросил салфетку и потянулся, так что рубашка вылезла из брюк.
– Да идите вы, – рубанул он и, перегнувшись через стол, выхватил у Ричарда кусок хлеба, на который тот как раз намазывал масло. – Не в моих привычках за завтраком уминать столь щедрую порцию ханжества. Я ухожу.
– Куда это ты уходишь? – требовательно спросила Митци, но Эзра, сделав вид, что не услышал вопроса, откусил огромный кусок от тоста Ричарда, бросил оставшееся на стол и вышел.
– Он просто невыносим! – взорвалась Митци, когда за ним захлопнулась дверь. – Хардинг, неужели ты ему спустишь?
– Черт, Мит, а что я, по-твоему, должен сделать? – Хардинг с силой отодвинул тарелку. – В каком-то смысле он прав.
– Что ты такое говоришь? Он вырвал у Ричарда тост! И как он смеет обвинять тебя в лицемерии?
– О, ради бога! – Хардинг встал, подошел к тостеру и сунул в него еще два тоста. – Довольна? Вряд ли дело в хлебе.
– Нет, но ты – и лицемер? Какая наглость!