Смерть на Кикладах

– Наша задача – возродить виноградники на нашем острове. Этим я занимаюсь всю жизнь, а ведь мне скоро восемьдесят, – широко улыбнулся Спанидис. – Так что, молодые люди, за дело! Обращайтесь, я всегда помогу, чем смогу. Виноградник у Аманатидисов отменный, не зря я его покупал на последние деньги: не мог допустить, чтобы пропала лоза! Да и старый Георгиос знал, что отдает в надежные руки. Отличная лоза ассиртико, добротная, здоровая, ухоженная. Заслуга Димитроса! – Иоаннис дружески похлопал Димитроса по спине. – Очень рад, что все так устроилось, по-справедливости. Теперь он сам снимет первый урожай с фамильного виноградника. Но этот участок в долине. Вы же, когда будете покупать, присмотрите тот, что на горном склоне с южной стороны, – посоветовал он Смолеву напоследок. – Там добрая земля. В самый раз под виноградник. С Богом!

– Куда сейчас, Димитрос? – уточнил Алекс, когда они разбудили водителя, сладко дремавшего в тенечке после сытного обеда, уселись в машину и выехали с фермы Спанидисов.

Визит к фермеру с непривычки дался Смолеву тяжело. В голове слегка шумело и клонило в сон. Он представил, что ему придется посетить еще несколько гостеприимных фермерских хозяйств, и ему стало не по себе.

– Вы готовы выдержать еще пару дегустаций? – поинтересовался Димитрос, устало откинувшись на сиденье и прикрыв глаза.

– Боюсь, что нет! – решительно отказался Алекс. – «Хорошего помаленьку», говорят у нас. Может быть, мы осмотрим ваш виноградник и тот горный склон, о котором сказал Иоаннис?

– Хорошо, – легко согласился грек. – Тогда в другой последовательности. Сейчас мы доедем до одной горной деревушки Керамоти: именно в ее окрестностях есть смысл поискать участок. Там делают прекрасные белые вина и чудесный тимьяновый мед. А потом мы спустимся в долину и навестим нашу ферму, а затем вернемся на виллу. Устроит?

– Решено! – подытожил Алекс, и машина, послушная отдохнувшему водителю, резко прибавила ходу.

Часть третья

Пьяной горечью Фалерна

Чашу мне наполни, мальчик!

Катулл, «Виночерпию», в переводе А.С.Пушкина

Раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах.

Крылатое выражение

Луций Сергий Апелла, вольноотпущенник патриция Луция Сергия Катилины, удачливый в торговых делах купец, безмерно озолотивший за несколько лет своего бывшего хозяина на морской торговле с Грецией и Эфесом (да и к рукам самого Апеллы, надо сказать, прилипло немало, чего тут греха таить!), бывший раб, давно привыкший к драгоценным перстням на своих коротких, мясистых пальцах и длинному плащу из самого дорогого пурпура, постанывая и поскуливая, дрожал всем телом и покрывался липким потом от страха. Даже не страха, нет, животного ужаса!

Апелла поплотнее закутался в тяжелый гиматий22, спасаясь от вечерней прохлады, но то ли тот не грел, то ли его владелец был все же нездоров, но озноб колотил его все сильнее, руки дрожали, а зуб не попадал на зуб. Вольноотпущенник, страдальчески всхлипнув, жалобно и визгливо прокричал в расписной потолок пиршественной залы имя своего раба, отвечавшего за обогрев триклиния.23

Старый раб вошел и склонился в низком поклоне, выслушал хозяина и метнулся выполнять его распоряжение.

Нет, не спасет, обреченно подумал Апелла, снова завернувшись в плащ с головой. Хоть весь триклиний уставь бронзовыми жаровнями с горящими углями, – не спасет. Да что же это такое?.. Добрый греческий плащ из плотной шерстяной ткани высшего качества, за который он в свое время отдал трех молоденьких рабынь, – и тот не греет!.. Все, богиня Фортуна более не благоволит к нему. Ничто и никто его не спасет теперь! Его время кончилось вместе с его злосчастным хозяином, сенатором-заговорщиком Луцием Сергием Катилиной.

Боги хранили Апеллу и на этот раз: в эти дни неудавшегося заговора он не оказался в столице, а готовил к отправке очередное торговое судно в Остии, на вилле своего патрона.

Вольноотпущенник вновь схватил дрожащей рукой свиток, что только что принес ему посланник из Рима. Все было кончено. Заговорщики схвачены и – по требованию консула Цицерона и сенатора Катона – казнены. Самому Катилине удалось бежать к своим легионам в Этрурию. Марк Туллий Цицерон спас Рим от гражданской войны и междоусобиц, за что и получил титул «отца нации» от благодарного Сената и народа Рима. Только благородный Гай Юлий Цезарь выступил против казни заговорщиков, но едва, как следовало из письма, сам за это не поплатился жизнью при выходе из курии.

Все! Это был конец!

Свиток выпал из разжавшихся дрожащих пальцев и закатился под ложе. Апелла в отчаянии обхватил голову руками.