– Это древняя традиция, – улыбнулся Феодоракис. – Подписывать чаши для питья различными призывами и девизами. Ну, например, вот на этой, – указал он одну из чаш, – написано: «В горе – выпей! В счастье – тем более!». А вот на этой – ее долго восстанавливали наши реставраторы – «Пей и радуйся!» и так далее.
Остроумные люди были древние греки, подумал Алекс. Похоже, что лекция подходила к концу, и нужно было срочно что-то придумать.
Но придумывать особо не пришлось: раздались торопливые шаги, в зал вошла личная помощница главного смотрителя – низенькая и пухлая дама неопределенного возраста, с волосами невнятно-рыжего оттенка и бросающимся в глаза кроваво-красным ртом на озабоченном дряблом лице. Она подошла к Феодоракису и, игнорируя всех остальных, на итальянском языке сообщила ему, что его срочно приглашают к телефону.
– Звонок из Рима, – многозначительно добавила она свистящим полушепотом. – Вам звонит сам…
– Прекратите, я все понял! – резко оборвал ее Феодоракис по-итальянски. – Вы много говорите. Возвращайтесь на свое рабочее место, я сейчас подойду.
Секретарша фыркнула и, развернувшись, покинула зал с высоко поднятой головой.
Еще долго было слышно, как она возмущенно вколачивает шпильки в деревянный пол музея.
Было видно, что инцидент Феодоракису был неприятен. Он испытующе взглянул на друзей. Но Бэрроу итальянского не знали, а по лицу этого русского ничего понять было невозможно. Русский смотрел на археолога все с той же доброжелательной улыбкой, что пять минут назад, до прихода секретарши. Но как только главный смотритель музея их покинул, сославшись на срочные дела, требующие его немедленного участия, Смолев, стерев уже ненужную улыбку с лица, стал внимательным и сосредоточенным.
Он повернулся к Джеймсу.
– Джеймс, наш друг говорит по-итальянски? Он что, жил в Италии?
– Насколько я знаю, да, несколько лет. Он там учился. И позднее жил в Риме, но он почти не говорит об этом, а что?
– Не знаю, – честно ответил Алекс. – Может быть, это что-то значит, а может быть – и нет! В любом случае, у меня к вам просьба: вы понятия не имеете, говорю ли я по-итальянски! Особенно, если он вас спросит. И вас, Лили. И кто эта суровая дама?
– О, это его помощница, Карла. Она итальянка. Работает с ним с того момента, как он перевелся в музей на Наксос, – ответила Лили за мужа. – Я ее терпеть не могу. Она – злобная фурия. Лживая и высокомерная. И, по-моему, глупа, как пробка. Зачем он ее держит, ума не приложу! Видно же, что толку от нее – ноль. У меня порой такое впечатление, что он бы и хотел от нее избавиться, но почему-то не может.
– Да, – по-джентельменски немногословно согласился с женой Джеймс. – Неприятная личность.
– Неприятная? Милый, она омерзительна! Ты заметил, как она меня игнорирует? И все время выслеживает что-то и вынюхивает. Каждый раз, когда мы приходим в музей к Феодоракису – у меня такое ощущение, что она за нами следит. Не удивлюсь, если она и сейчас стоит за дверью и подслушивает нашу беседу.
– Не преувеличивай, Лили. Панайотис говорил мне, что она – незаменимый работник. У всех свои слабости. Вежливость – не самая ее сильная сторона, согласен, но она предана делу.
– Делу? – теперь уже Лили возмущенно фыркнула. – Какому делу, вот вопрос!
– Давайте выйдем во двор, на свежий воздух, – примирительным тоном предложил Алекс. – Кстати, Джеймс, а что вы можете сказать об этом здании?
– Здании музея? – искренне удивился Бэрроу. – Да, собственно, ничего, кроме того, что на мой вкус – оно крайне уродливо. Больше похоже на военные казармы или казематы. Насколько мне известно, это здание первой половины семнадцатого века, бывшая школа ордена иезуитов. Кстати, оно не слишком-то и подходит под нужды музея. Помещения тесные, вентиляции в залах никакой, поддерживать необходимые для экспонатов условия очень сложно, почти нет подсобных помещений. Феодоракис регулярно на это жалуется. Сам он ютится со всем персоналом в двух маленьких комнатушках. В таких условиях развиваться музею крайне сложно. Вы и сами видите, Алекс, что экспозиция в музее крайне скромная. И это в Греции, на Наксосе! Дайте мне возможность – и я наполню десять, двадцать таких помещений!
За разговором друзья вышли в небольшой внутренний двор, окруженный серыми стенами.
– Скажите, Джеймс, а Феодоракис никогда не приглашал вас в запасники музея? – спросил Алекс, внимательно рассматривая внутренний дворик бывшей школы иезуитов.
– Запасники? – еще сильнее удивился англичанин. – Бог с вами, Алекс! Какие тут запасники! Здесь и близко нет ничего подобного. Который сезон мы проводим на Наксосе раскопки, но никогда не слышал ни о каких запасниках. Я же говорю, что здание старое и крайне неудобное. Я вообще не понимаю, почему археологический музей разместили именно в нем. По-моему, исключительно из-за низкой арендной платы.