Смерть на моей стороне (СИ)

— Я знала, что так будет, — девочка пожала плечами и посмотрела на собеседника. — Помнишь заправку, на который мы с Фатимой познакомились?

— Конечно, — Роман был удивлён.

— Я ещё там поняла, что своего братика она любит больше всех на свете. Когда его спасли, она носилась рядом с ним и никому не хотела помогать. А потом ничего не изменилось.

— Что ты имеешь в виду?

— Они всегда рядом друг с дружкой. Если кто-то просил Фатиму помочь в чём-то большом и серьёзном, она отказывала, потому что была занята братиком. Может быть, я не знаю нужного слова, но мне кажется, что это называется «любить».

Роман, улыбнувшись девочке, кивнул ей в знак благодарности, после чего из своего сухого пайка отдал ей фруктовую палочку. Он знал, что Лизе они нравятся. Молодой человек прекрасно осознавал, что Гореву здесь балуют, но пока не находил в этом ничего плохого. Пусть мир и пошёл по наклонной, часть детства ребёнку можно было сохранить.

Коршунов дошёл до галет, когда ушла Лиза, а на её место присел майор Фоменко. Чисто на подсознательном уровне молодому человек не по себе было от подобного соседства. Мужчина это прекрасно понимал. Он знал, что все выжившие были напуганы, ведь сам был в курсе ситуации. Поэтому, не теряя лишнего времени, он попросил рассказать ему о том, что происходит на поверхности.

Роман был скуп в тот момент на красивые эпитеты, поэтому говорил по делу. Он ни слова не обронил о том, что пришлось убивать других, что он в самом начале своего пути и сам убил собственную мать. Молодой человек рассказал, где они были, как нашли остальных, как потеряли двух из восьмерых, о которых шла речь при первой встрече. Рома не сказал про то, что был судим Широков. Он молчал и о том, что новый мир открыл для почти всех из них новые, совершенно необычные способности.

Была вещь, которая заставляла Коршунова волноваться. Этой вещью был он сам. Он не знал, были ли наверху, на земле над бункером, трупы. Он не знал, были ли они в самом бункере. Он не знал, как далеко может ими управлять и при каких обстоятельствах. Переживать его об этом заставлял тот хоровод, свидетелем которого стала Лиза.

Роман был уверен, что свою способность он мог развить, и ему хотелось это сделать. Однако он готов был пожертвовать своим желанием за уже не такой сомнительный шанс жизни в безопасном месте.

========== Глава 9. Бой за свободу ==========

Все были готовы назвать бункер домом родным. Относительно былой беготни и постоянных попыток выжить здешние распорядки не казались такими драконовскими, как о них отзывались некоторые солдаты. Каждый здесь имел свои обязанности и постоянно был чем-либо занят. Марина прижилась на кухне и в теплицах — удивительно, но даже в подобных условиях при соответствующих источниках света могло что-то расти. Александр и Константин, по-прежнему так и не вступив ни в один спор, прибились к остальным солдатам и успели за всё время даже совершить с ними несколько вылазок на поверхность. Матвей перебегал то со складов к арсеналу, то обратно, бережно при этом храня своё драгоценное ружье в другом месте, о котором, как он сам же и считал, знал только он. Лиза продолжала быть ребёнком, а Рома пытался научить её всему тому, что в её возрасте мог знать сам.

Горева была куда умнее, чем казалась. Она на лету схватывала всё, что ей объясняли, будь то непонятная для многих математика или практические ненужные в точных науках правила русского языка и история. Что-либо о других дисциплинах, наподобие физики и химии, молодой человек затрагивать пока не решался. Во-первых, Рома всё же тешил надежду отыскать учебники в одной из вылазок. Во-вторых, он не считал себя достаточно грамотным в данных областях, чтобы рассказывать о них с серьёзным лицом другому человеку, при этом строя из себя эксперта.

Однако несмотря на относительно бурную жизнь под землёй, всё это время Коршунов продолжал тосковать. Он делал что-либо через силу просто потому, что так было нужно. Невероятная грусть накатывала на него, когда он думал про Фатиму. Молодой человек в целом довольно много размышлял о случившемся, отчасти обвиняя себя во всём. Винил себя в том, что не смог предугадать подобные распри в своей группе. В том, что доверие, которое он оказывал Карениным, было абсолютным. В том, что позволил себе пойти на поводу у эмоций, не замечая очевидного.

Успокаивало в такие моменты лишь то, что остальные не были до такой степени критичны. Никто не порицал Романа. По большей части, все отпускали прошлое. Каждый, включая даже Широкова, мог выразить Коршунову сочувствие. По большей части не из-за его утраты, а потому, что весь этот новый гадкий мир оборвал его жизнь, которая должна была начинать давать полноценный старт.