Смерть на выбор

— Вот и ладненько. Итак, до чего мы договорились? — Как только инициатива вновь вернулась к нему, журналист успокоился.

— Особо не до чего, — машинально ответил Коля, вновь погрузившийся в раздумья относительно прелестей и капканов семейного быта и семейного бытия.

— Тогда вот что, — Максим опять бурлил силой и энергией, — я попробую по своим каналам разведать, кому в масть была смерть Бати. Тебя же завтра наверняка прямо с утреца насчет кинжалов дергать будут. Ты так, выборочно рассказывай, особенно насчет обезьян. Тут, сам понимаешь, дамские фантазии, на три делить надо. Лады?

Коля кивнул, споткнулся о переполненный чисто женским, и оттого особенно обидным, недоумением взгляд и начал прощаться. Оба супруга молча проводили его до лифта.

— Тогда созвонимся завтра попозже вечером, — крикнул на прощание Максим.

Боже, каким родным и обыденным показался Лоцманский переулок! Вообще-то Коля был на этой улице впервые, но после сегодняшних вечерних визитов — просто дома, просто черные кучи льда и снега, просто машины казались родными и привычными. Это же не величавая старуха в кружевном пеньюаре, не йеменские кинжалы, именуемые «джанбия», и не перерастающие в семейную ссору рассуждения о повадках населяющих Аравийский полуостров гамадрилов.

Коридоры Российской Национальной библиотеки! Государственной Публичной, первого общедоступного книгохранилища в России! Темное пятно на гордости и достоянии великороссов. Достоянии, признанном на президентско-правительственном уровне.

О красотах классических фасадов, возведенных стараниями знаменитого Росси и менее знаменитого Соколова, знают все, кто проходил мимо «Публички». О просторе читальных залов знают все, кто в библиотеке был, — не зря эти залы строили, строили, строили и перестраивали весь девятнадцатый век, — как писали тогда продажные газетеры, «в связи с ростом количества читателей».

О коридорах тоже знают. Длинные, казенные, скрипучие, с провалами, ныне темные — в борьбе за экономию электроэнергии поснимали часть лампочек.

Нет, разумеется, в «Публичке» есть парадные двусветные проходы — там устраивают выставки, там стоят витрины с гравюрами и рисунками, там прогуливаются служительницы, готовые немедленно пуститься в объяснения по поводу и без такового. Только не о них речь. Речь о длинных, узких внутрибиблиотечных дорогах, по которым все желающие попадают из зала А в отдел Б. Или из кафетерия в гардероб. Читатели и сотрудники «Публички», оказавшись в этих коридорах, отчего-то сразу превращаются в тени, обитающие в царстве Аида. Безликие, унылые, бредущие неведомо куда. Только скрип, и шуршание, и тихие робкие вопросы: «Скажите, пожалуйста, как пройти в газетный зал?»

Массовый деловитый читатель по коридорам не шастает. В крайнем случае небольшая пробежка и — работать, работать, работать. Коридоры — вотчина сотрудников: надо же перемещаться в библиотечном пространстве! Вторая непременная категория коридорных путешественников — завсегдатаи. Интеллигенция старой закалки. Пескари-идеалисты. Раньше они тоже приходили сюда заниматься, готовили рефераты и доклады, статьи и политинформации, повышали собственную квалификацию по собственной инициативе. И втянулись. Теперь, когда книжная премудрость не в чести, а сами они состарились, — все равно приходят, потому что привычка неизбежно становится второй натурой, потому что в залах светло и относительно тепло, потому что можно бесплатно почитать газеты и журналы, потому что столовая относительно недорогая, потому что здесь есть общество. Они и выглядят как пришельцы из прошлого: истертые костюмы — габардин, или бостон, или более современная, просто костюмная с лавсаном, — мохеровые кофточки, юбки еще из советского тягучего трикотажа, стоптанные каблуки ботинок и сапожек. И несмелый взгляд работника умственного труда. Несмелый, хотя назвать кого-то из них трусом не посмел бы даже неустрашимый Джеймс Бонд. Потому что даже сейчас, когда одновременно у них отобрали идеалы, иллюзии и относительный материальный достаток, они, попавшие под бульдозер лягушата, продолжают барахтаться. И если кто-то сможет превратить в масло почти прозрачное молочко — то, что выдаивают из дикой коровки русского капитализма, — то это они, безвестные лягушата.

Нина шла по коридору. И размышляла о собственных странных догадках, к которым столь невнимательно отнеслись соратники.

Нина шла по коридору и размышляла. И ничуть не походила на Штирлица, тоже любившего ходить и думать, думать и ходить.

Размышляй не размышляй, набор фактов более чем странный. И когда она вчера в первый раз подумала об ассасинах, то сама себя назвала дурехой и фантазеркой. Действительно, кто такие ассасины, точнее, хашишийун?

Отчаянные бойцы засевшего в горной крепости Аламут Владыки истины.

Юнцы, решившие ступить на путь познания, уверовавшие во всемогущество и неизбежное возвращение Владыки Времен, скрытого имама, истинного имама, имама из рода Али и Джафара.

Юнцы, сумевшие услышать пламенные речи исмаилитских агитаторов-проповедников даи.