Смерть на выбор

Потом Максим позвонил на службу оперативнику Горюнову. Тот тоже исчез. Следующий этап — заявление в милицию об исчезновении гражданки X. Ему, пойнтеру журналистского сыска, до жути не хотелось, подобно простому растерянному обывателю, брести в отделение, долго объяснять дежурному, что, собственно, произошло, размахивать удостоверением и требовать, чтобы дело открыли прямо сейчас, — по традиции заявления насчет пропавших совершеннолетних граждан России принимают лишь на третьи сутки, безвестное отсутствие в течение одной ночи в счет не идет, следовательно, придется добиваться исключительного к себе отношения, а без звонка сверху это почти невозможно, а наверху, судя по всему, никого нет и не будет. Все вместе — это не только удар по профессиональной гордости, но и довольно муторное мероприятие.

Гордый утопающий пойнтер хватается даже за соломинку. В данном конкретном случае Максим решился позвонить нелюбимому Глебу. Человеку крайне неприятному, задиристому и бестолковому, к тому же постоянно старающемуся подчеркнуть собственное несуществующее превосходство. При любых других обстоятельствах Максим скорее попросил бы о помощи ученую макаку или гиббона. Но Глеб был другом и сослуживцем Нины, почти единственным человеком из ее прошлого, которого сам Максим более или менее знал, так что выбора попросту не было.

— Здравствуйте, будьте добры Глеба Ершова. — Журналист постарался говорить нейтрально и убедительно. На том конце провода некто с ворчливым голосом пообещал посмотреть, дома ли Глеб. Ждать пришлось довольно долго. А когда Максим наконец услышал сонный голос библиотечного труженика, то не сразу сориентировался, что сказать. То есть он заранее придумал зачин беседы, но успел позабыть его.

— Привет. Это Максим Самохин. Я тебя разбудил?

— Да, я собирался проспать еще минимум час… — хамски ответил Глеб. Настоящая акула пера в подобных случаях спуску не дает. Максим собрался и подтянулся:

— Извини, но я не просто чтобы поболтать. Как собеседник ты сто десятый в очереди…

— Тогда я пошел досыпать. — Несносный тип немедленно вклинился в незавершенную тираду.

— Постой. Ты вчера видел Нину? — заторопился журналист.

— Это вопрос ревнивого мужа? — Этот тип не устает самоутверждаться. Несмотря ни на что! Соперничек! (Максим позабыл, вернее, не считал нужным вспоминать о том, что Глеб некогда был явно влюблен в его жену Нину.)

— Погоди ты с ревностью! Ты вчера ее видел на работе?

— Вчера у меня был библиотечный день… — Очень оригинальный подход — библиотечный день у работника библиотеки. Максим хмыкнул, но от комментариев воздержался. Не до того. — А в чем дело?

— Просто Нина куда-то запропастилась. Как ушла вчера утром на работу…

Весь гонор Глеба испарился, словно золотая рыбка, которую попросили списать внешние долги России.

— Ты хочешь сказать, ее не было всю ночь?! — Теперь Глеб попросту орал. Максим даже отвел от уха телефонную трубку, дабы не травмировать барабанные перепонки. — И ты спокойненько сидишь до утра, дожидаешься известий, как скотина бесчувственная!

Насчет скотства и бесчувственности у журналиста было особое мнение. При других обстоятельствах можно было бы и поспорить. Но он опять блеснул выдержкой:

— Слушай, ты несешь чушь. Лучше давай прикинем, ты знаешь кого-нибудь, кто был вчера в этом вашем отделе рукописей?

— Это ты городишь чушь. Естественно, знаю.

— Тогда выясни, когда Нина ушла вчера с работы, и тут же перезвони мне.

Глеб, оказывается, умел действовать почти молниеносно. Не прошло и двух минут, а он уже отчитывался:

— Я дозвонился до Маргариты Львовны. Наш лучший библиограф. Она видела ее вчера около четырех. А когда Нина ушла — не знает. Тут ничего удивительного — ты сам видел, как у нас столы стоят. Кабинетов отдельных нет, но все разъединены шкафами.

Действительно, в закутке с окнами на Екатерининский сквер в пределах прямой видимости стояли лишь два рабочих стола — Нинин и Глебов. Остальных сотрудников, кроме занятых на выдаче заказов, было не видно и не слышно.

— И что теперь делать? — продолжал Глеб.

— Может, рванем в «Публичку»? И там на месте все разведаем? — Ничего более конструктивного Максим придумать не смог. Глеб не возражал.

Через пятнадцать минут они встретились на Садовой, еще через пять минут стояли у Нининого стола. А на столе стояла ее сумка — черный кожаный рюкзачок. Творение трудолюбивых голландцев. Подарок Максима на Новый год. А на крючке, вбитом с обратной стороны шкафа с ценными образцами печатного ремесла, висела ее шубка. Рыжая лиса. Тоже подарок мужа. Все мило, спокойно и обыденно. Чистые листы бумаги, шариковая ручка, стопка книг на правом краю, синяя кобальтово-фарфоровая вазочка, в данный момент пустая, рядом китайская чашка — синий узор по белому — на случай чаепития, и стаканчик с исписанными ручками — сколько ее ругали за дурную привычку хранить старье, только именно от дурных привычек и не удается избавиться, слева забитые рукописями папки. Стол как стол. В меру живописный, рабочий…