Смерть на выбор

Лизавета буквально физически ощутила, как волосы у нее на затылке встают дыбом, как у кошки. Она терпеть не могла официоз, обязаловку, особенно когда шли в ход аргументики вроде «это политически важно» или, наоборот, «это сейчас нецелесообразно». Она уже по-кошачьи оскалилась и с язвительной улыбочкой собралась вступить в дискуссию. Главный ее перебил:

— Знаю все, что ты скажешь, слышал миллион раз. Это была правда — только сегодня возражать неуместно.

— Зато диктат мэрии уместен. — Лизавета все же начала битву при Филиппах, оправдав тем самым свое редакционное прозвище — Дикая Камышовая Кошка. Кое-кто считал, что ее так называют из-за рыжих кудрей и зеленых глаз. Но подлинной причиной был характер, Лизавета тоже миллион раз слышала вздохи своего Главного: «Журналист ты хороший, характер у тебя плохой». Пришедший на телевидение в конце шестидесятых, их Главный, как и многие старшие, называл «плохим характером» нежелание уступать кому-либо неотъемлемые прерогативы четвертой власти — право информировать, критиковать, разоблачать.

Главный вздохнул в миллион первый раз, посетовал на дурной характер сотрудницы и… Лизавета даже извинилась за несдержанность. Это был тот редкий случай, когда директиву сверху следовало выполнить.

— Убит прокурор города. Они сделают заявление, мы дадим его полностью.

Телевизионную бригаду сразу провели в приемную. Велели ждать. Минут через десять Лизавета, пытавшаяся выяснить хоть что-нибудь у пробегавших через просторную комнату людей, поняла, насколько тщетны ее попытки. Смятение и растерянность. Судя по всему, никто не знал, что делать и что говорить. Посему все предпочитали молчать и бездействовать, вернее, имитировать бурную деятельность. Десятый клерк посмотрел невидящими глазами и махнул рукой в ответ на ее вполне безобидный вопрос — когда и где все произошло, одиннадцатый, двенадцатый. Складывалось впечатление, что на город одновременно обрушились наводнение, торнадо и в завершение пожары и террористы. Охрана, сидевшая в коридоре, отделявшем просто чиновников мэрии от высокопоставленных чиновников, стояла насмерть и ни в какую не желала выпускать Лизавету на оперативный простор — в менее важных кабинетах люди могли оказаться разговорчивее. Пустив в ход тяжелую артиллерию — кокетство и аккредитационную карточку одновременно, она все же смогла убедить смольнинских церберов в том, что ей срочно необходимо связаться с редакцией, для чего она должна пройти в пресс-центр.

Лизавета никогда не знала, что в центре по связям с общественностью мэрии работает так много людей. Обычно застать там кого-либо, кроме дежурного, было трудно. На этот раз все три комнаты оказались забиты. Все правильно. Чрезвычайное происшествие. Телефоны разрывались, но на звонки никто не отвечал. Вокруг двух телефаксов вились рулоны сообщений — но на это никто не обращал внимания. Лизавета осторожно заглянула в кабинет начальника пресс-центра. Елена Викторовна, хорошо сохранившаяся женщина лет сорока пяти, журналистка, всю жизнь проработавшая при разных пресс-центрах, устало обернулась. Вообще-то у них были добрые отношения, Лизавета старалась не подводить коллегу, даже если та случайно выдавала данные, не подлежащие огласке. На добрые отношения Лизавета и рассчитывала. Она осторожно притворила дверь и подсела к столу начальника пресс-центра.

— Ну что, что мне делать! Я, наверное, сойду с ума. Все звонят, все спрашивают. А там, — Елена Викторовна подняла глаза, — горе. Молчат.

— Елена Викторовна, нас специально пригласили, чтобы записать заявление мэра. — Лизавета сразу расставила точки над «i», мол, они не сами в погоне за разоблачениями, они официально разрешенные. — Но пока текст готовят — расскажите.

Начальница вздохнула:

— Что? Что я знаю? Только слухи. — Лизавета сосредоточенно кивнула. — Утром это было какое-то безумие, говорят, тело нашли поздно вечером на даче в Сестрорецке. Представляешь, его задушили каким-то проводом. — В Елене Викторовне потрясенная женщина одолела осторожного чиновника по связям с прессой. — И совершенно точно, убийство. Валерий Палыч уехал туда позавчера в середине дня, поработать. Отпустил шофера. Семья, разумеется, была в городе. Они забеспокоились, когда он не вернулся, поехали и… Говорят, он так спокойно сидел за рабочим столом, голова опущена, все бумаги в абсолютном порядке.

— Что же, ограбление? — Лизавета решила немного вмешаться в рассказ.

— Ограбление! Если бы! Везде, везде полный порядок, ни одна книжка не сдвинута, ни один стул не опрокинут. И провод на шее.

— Что же говорят о причинах?

— Кому-то мешал! Что же еще? — мгновенно ответила Елена Викторовна и осеклась, испуганно оглянулась. Резко звякнул телефон-вертушка. Начальница пресс-центра вздрогнула, судорожно схватила трубку. — Да… Да, она здесь… Конечно, — посмотрела на Лизавету и добавила почему-то шепотом: — Тебя ищут.