Смерть навылет

Я помню тот странный зимний день. С утра сумрачный и слякотный, напряженный, как мужская плоть. Снег валил крупными хлопьями, засыпая щербатый асфальт. Я слонялась по квартире, с тоскою поглядывая на телефон. Крэш не звонил уже несколько дней. Мне так его не хватало! Интересно, что бы сказала моя правильная и порядочная мать, узнав, о наших с ним противоестественных отношениях?! Наверняка бы, вот всем обвинила меня. Меня! Мол, это ты соблазнила мальчика. Для нее он всегда оставался мальчиком. Крэш был эталоном, несмотря ни на что. Ни его порнодетище, ни постоянные скандалы, в которые он регулярно вляпывался, словно в собачье дерьмо, не могли разуверить матушку в нежной, искренней и очень чувствительной душе ее братца. Наверное, она, как и я, также подпала под его магическое обаяние, а потом привыкла находиться в тисках обожания и подчинения. Господи, как он нами вертел! Отец шел на подлог, мать на шантаж, я… Я шла на что угодно, лишь бы быть рядом с ним.

Крэш… Крэш… Язык по-прежнему перекатывает горько-сладкое имя во рту, и оно, словно леденец, становится все меньше и меньше, постепенно теряя свой остро-кислый вкус. Наверное, когда-нибудь наступит момент, и я забуду его и снова научусь жить. Когда-нибудь. Но не сейчас.

В тот день он все-таки мне позвонил. Пьяный, хриплый, растрепанный даже по телефону.

— Барби, ты мне нужна!

Я умирала от этих слов и тут же возрождалась птицей Феникс:

— Срочно! Ноги в руки и ко мне!

— Крэш! Я так скучала!

— Я знаю! Быстро!

— Крэш, милый…

— Ты не поняла, племяшка? — когда он злился, то всегда меня так называл. — Я сказал — быстро!

Через несколько минут, накинув шубку, я уже неслась по лестнице. Крэш позвал, и это главное. Остальное подождет. Узкий, словно рваная перчатка, двор. Мимо остановки, прямо к мосту. Снег слепил глаза желтыми бликами фар, волосы рассыпались и намокли, икры немели от напряжения, чувствуя каждую выбоинку асфальта — каблуки скользили на тонком льду. Пара раз меня подхватывали чьи-то руки, но я отмахивалась: не мешайте мне бежать и падать, когда там ждет Крэш.

Его студия располагалась по ту сторону Охты. Неприметный обшарпанный дом с грязным подъездом. Жильцов выселили, дом остался. И судьба его теперь была целиком в руках моей мамочки.

Железная дверь, с кнопкой звонка. Я ткнула в него. И упала в объятия Крэша, спасаясь от тоски и непогоды. Он тут же потащил меня вверх по лестнице, шпильки скользили. Я упала и разбила себе коленку, разорвав тонкий чулок. Крэш сердился:

— Шевелись, толстая корова. Давай быстрее. Процесс стоит. Раздевайся! — и стал сдирать с меня шубу. Мех скрипел под его пальцами, и, кажется, даже порвался по шву.

В комнате было жарко и противно. На разобранной кровати лежали трое — двое голых мужчин и полураздетая женщина. Оператор курил у запотевшего окна.

— Значит, так, — почему-то Крэш нервничал, что на него было совершенно не похоже. — Сейчас будешь хорошей девочкой и станешь выполнять команды режиссера. Режиссер — это я! Сделай вид, что для тебя это новость. Вот так, молодец. Ха-ха. Итак, моя супер-детка. План действий такой. Раздеваешься, ложишься к Марго и начинаешь ее лизать. Марго, ты сначала отбиваешься, но потом принимаешь игру. Поняла?

Взгляд женщины — тусклый и больной — не выражал ничего, кроме удовлетворенной скуки. На руке я увидела следы от укола.

— Крэш, она наркоманка, — прошептала я ему на ухо. Для этого мне пришлось встать на цыпочки. — Вдруг она больная? Мы же договаривались, я снимаюсь только с проверенными людьми.

— Договаривались, — на щеках Крэша выступили лихорадочные пятна. — И что с того? Изменились обстоятельства. Ленка, падла, залетела. Жанна укатила со своим пусиком на Канары, Карина вне зоны досягаемости. Вот и пришлось брать эту. Прямо с вокзала. А что делать? Клиент торопит. Мы и так уже из графика выбились.

— Я. НЕ. БУДУ. С. НЕЙ. ТРАХАТЬСЯ! — мой голос звенел от обиды и унижения.

Крэш внимательно посмотрел мне в глаза:

— Будешь, племяшка, куда ж ты теперь от меня денешься? — и подтолкнул к кровати. — Ребята, вы присоединитесь к девочкам позже. Работаем! Барби пошла!

От запаха немытых тел мутило. По ней ползали вши. Я не могла себя заставить к ней прикоснуться. Не могла и все! Да, нимфоманка, да, могу позволить с собой многое, но тут молчали все рефлексы, кроме рвотного. Не могу! Не могу! Не могу! И не хочу? Пожалуй, впервые во мне сработала блокировка либидо. На удивление естественно и просто. Тело казалось легким, почти невесомым. Господи, неужели и у меня появился шанс выпрыгнуть из этого порочного круга?! Неужели я могу стать такой, как все? Ленивой, инертной и асексуальной?! Сделай так, Господи! И я поверю в тебя. Я выйду замуж, рожу двух детей и буду толстеть год от года, стоя у плиты и тазика с замоченным бельем. Мне даже стиральной машины не нужно, Господи! Я больше не сделаю ни одного аборта, и буду спать только с мужем, всего лишь раз в неделю — по субботам или воскресеньям. И только в ночной фланелевой рубашке.