Смерть навылет

— Да шевелись же ты! — прикрикнул на меня Крэш. Марго приняла упрек в свой адрес, поднялась, и стала неуклюже ласкать мое бедро. По руке ползло насекомое. — Да не ты! Варвара, соберись, что ты прямо, как смольнинская институтка времен царя Гороха. Ты же ее хочешь! Ты всегда мечтала трахаться с женщинами, вот и покажи, как мечты становятся явью. Ну?

Пелена вдруг упала с глаз, и я увидела его таким, какой он и был на самом деле. Рыхловатый, неопрятный и вечно комплексующий мужик, затащивший в постель десятилетнюю девчонку, свою родную племянницу. Порноделец, искалечивший мне жизнь. И не только мне. Может, он и мамочку мою тоже успел обласкать? И папаше девочек до сих пор поставляет? Как знать… Возможно, внезапный проблеск интуиции самый верный.

И вот теперь ради мифического клиента Крэш, дядя Сережа, готов, не задумываясь, подложить меня под грязную наркоманку вместе с ее друзьями. Интересно, как будет называться этот фильм? “Петербургские трущобы-2”? “Наркотики и уличная любовь”? Что он придумает, когда я сдам анализы и пойму, что больше в этой жизни мне не светит ничего, кроме койки в хосписе?!

Я встала с кровати, собрала свои шмотки и направилась к двери.

— Ты куда? — невероятно, но он действительно удивился.

— Домой. Я больше не хочу сниматься.

Мне не понравилось, как он переглянулся с оператором. Было что-то в этом мысленном обмене неприятное и опасное.

— Ты так и уйдешь, не попрощавшись? — ласково протянул Крэш. — И я доверчиво попалась в расставленную ловушку:

— Ты меня отпускаешь?

— Конечно. Ты же знаешь, что я противник любого насилия, как физического, так и морального. Иди. Я тебя не держу. Только поцелуй меня, как прежде. Я буду скучать по твоим поцелуям.

И я сделала этот шаг. Всего лишь один. В память о том, как он был мне дорог. Прикоснулась губами к его щеке и даже не почувствовала укуса укола.

В глазах завертелось, поплыло. Стало горячо и трудно дышать, последнее, что я запомнила, была жесткая щетина его щеки, мелькнувшая перед глазами, и все пропало в оглушительной темноте.

…Возвращение в реальность показалось долгим, растянутым на переживания и боль. Наконец, сухое горло издало слабый хрип, и я открыла глаза. Провела рукой по лбу, не понимая, почему пальцы такие липкие. На мне была разорванная шуба, тоже липкая, в странных бурых разводах. На коленях лежал окровавленный нож.

Не понимая, я тупо огляделась. В углу — разбитая камера. Механически я отметила, что исчезла кассета. На полу, почти у моих ног, лицом вниз лежал оператор. На его спине ухмылялся уже почерневший разрез. Мертв. Окончательно и бесповоротно. Пальцы дрожали, когда я подняла тяжелый острый нож. Он расплывался у меня перед глазами. Рука уцепилась за деревянную ручку, словно за спасительную соломинку.

Мертвой была и Марго. В уголке ее искривленного рта застыла струйка крови. Правая рука со следами уколов придавила шею одному из актеров, чье посиневшее лицо не выражало ничего, кроме удивления. Второй, скорчившись, затих у кровати.

На лестнице послышались шаги. В полуоткрытую дверь влетел Крэш. Споткнувшись на пороге, выругался.

— Что ты наделала, идиотка?

Пальцы инстинктивно уцепились за нож. Слова же застыли в пищеводе: я едва могла дышать.

— Ты их убила! — Крэш приблизился ко мне, брезгуя дотрагиваться до измаранной шубы. — Дура! Я же сказал тебе ехать домой, зачем ты вернулась?

— Ку…да… Вер…ну…лась?

— Сюда! Куда же еще? Если ты здесь, то вернулась сюда. Понимаешь? Совсем обкололась? Сначала устроила скандал, потом людей зарезала. Где ты ножик взяла?

Если бы я сама знала. Странное это ощущение — ничего не помнить. Кусочек за кусочком складываешь свою память, как абстрактную мозаику, и только в самом конце понимаешь, что главного — последнего — пазла-кусочка нет, он где-то затерялся. А без него и сути не уловишь. Вот я блуждала по каким-то катакомбам, пытаясь вспомнить, что произошло, где я взяла нож и как одного за другим убивала этих людей. Картинка не складывалась. Пусто. Страшно. И непонятно. Почему они мне не сопротивлялись? Ведь если на тебя идет человек с ножом, пусть и сумасшедшая девчонка, ты все равно будешь отбиваться, ведь так? Хорошо, я могла справиться с женщиной, мы приблизительно одного телосложения. Но с тремя мужиками? Я их зарезала, как свиней, а они даже не хрюкнули. И кассета… Кассета не давала мне покоя. Черт, если бы тогда так не кружилась голова! Если бы тогда меня не мутило! Если бы тогда все не плыло перед глазами! Слишком много условий для столь явных улик! И все равно, если бы… Я бы, наверняка, уловила, поняла, что произошло в заброшенном доме на Охте.

— А…г-де… касс-тета? — язык с трудом производил каркающие звуки. Крэш не сразу меня понял.

— Какая кассета, дура? — на его влажном лбу собрались глубокие складки. — Ты о себе лучше думай! Сейчас сюда милиция нагрянет!

— В камере должна быть кассета! Он же снимал, — голос выправился и даже стал похожим на человеческий: — Он снимал фильм!