Смерть навылет

Епишин тоже ругается: ему надоело Стэнкивать меня с парапетов. А мне, признаться, надоело туда забираться. Но иного способа разобраться с собственной жизнью я не вижу. Самоубийство — не выход. Стихия, судя по всему, тоже. Таких, как я, бог несколько лет должен собирать вместе, чтобы потом покончить со всеми разом. Но по закону подлости в самый последний момент я сдам свой билет на "Титаник" и снова останусь живой. Зачем? Особенно теперь.

Родители еще не знают, во что именно я вляпалась. Во что МЫ с Епишиным вляпались. Но на тот момент это казалось единственно возможным выходом из тупика, куда меня завела болезнь, а его — излишняя самоуверенность. Теперь остается ждать и надеяться на благополучный исход.

Вчера Епишин спросил:

— Ты понимаешь, что мы может оказаться по разные стороны баррикад? Ты и я?

— Как в фильме "Быстрый и мертвый"?

— Почти.

Я заплакала, и мы занялись сексом. Бедный, бедный Коля! Он боится не успеть и оказаться мертвым. А я боюсь стать слишком быстрой. По закону подлости.

Потом он ушел, не желая спать рядом со мной, а я впервые за долгое время открыла книжку. Марьяна говорит, что Мо — модный писатель, поэтому нужно прочитать хотя бы одну книжку, чтобы не прослыть дурой в приличном обществе. С этим предостережением Марьянка давно опоздала. Во-первых, я давно дура. И с этим фактом уже ничего не сделать. Во-вторых, приличного общества у нас никогда не было. Кругом одни хамы и снобы. Быдло. Но книжку "Кукольный лабиринт" все равно читаю: надо ж как-то себя настроить на завтрашнюю встречу.

"Хэй, Барби! Как давно мы с тобой не разговаривали — ты и я. Под шепот чужих мыслей, с надеждой на воскресение и прощение. У кого, — спросишь ты. Будь я верующим человеком, ответил бы — у Бога. Будь язычником — у природы. Будь фаталистом — у судьбы. Но я никто. Потому и не знаю ответа. Но ведь моя никчемность не скажется на нашей дружбе, ведь так, куколка?!

А, вообще, что есть никчемность? Почему я с такой уверенностью позволил унизить себя в твоих глазах, глуповатых и слезящихся, как у коровы?! Почему произнес, что я никто. Да еще сделал это со столь уморительным апломбом, рассчитывая на снисхождение. Ты же в ответ промолчала, оценив душевный мазохизм собеседника, но так и не сделав шага навстречу. А ведь я его ждал. Этого шага.

Иногда наша жизнь напоминает лабиринт Минотавра. Лабиринт, созданный на дешевых иллюзиях и циничном страхе. По нему можно бродить бесконечно — с целью умереть или с целью выбраться. Ты никогда не знаешь, за каким поворотом тебя ожидает Минотавр. И, может быть, ты даже никогда его и не встретишь. Сотни улиц, сотни домов, сотни подвалов и сотни, вполне комфортабельных номеров. Все это ты встретишь в своем лабиринте, Барби. И где-то ты будешь всем, а где-то никем. Все зависит от среды, куколка. Не сознание, а среда определяет бытие. Среда и те, кто в ней находится. Именно поэтому я для тебя никто. Я вне твоей среды. Вне твоего лабиринта. И мне немного жаль, что в саду расходящихся тропок наши пути оказались параллельны. Между нами прозрачное стекло. Я иду с тобой — след в след, и вижу того, кто тебя уже давно заждался. Минотавр в кукольном лабиринте. Сломанная Барби. И я — по-прежнему никто".

14 января.

Сколько себя помню, я всегда хотела секса. Еще во младенчестве умудрялась тянуть ручонки, куда не надо, а в детском саду уже активно занималась мастурбацией во время тихого часа. Помню свой первый оргазм. Я терлась в кроватке и вдруг поймала ЭТО: легкий холодок внизу живота, а затем теплая влажная судорога — всего-то на несколько секунд. Но именно ради этой короткой судороги я вновь и вновь терзала свое тело, задаваясь вопросом: неужели мне никто не сможет помочь продлить это удовольствие?!

Ответ я получила только в третьем классе, когда стала женщиной.

А женщиной, если память мне не изменяет, я стала в десять лет, забравшись в постель к родному дяде. Дядя Сережа, Крэш, как все его называют, тогда гостил в нашем доме. Зимние каникулы. Больное горло. Чай с малиной. Горячее тело под фланелевой рубашонкой. И бесконечно долгие дни в смятой постели. А за окном снег, снег, снег. Я бы хотела с вами жить в маленьком городе, где вечные сумерки и вечные купола. Интересно, мама знает, что ее младший братец лишил меня девственности? Он боялся, что я буду кричать от боли, а я орала от наслаждения, извиваясь под этим жирным телом, покрытым рыжей шерстью. Впрочем, тогда он мне казался прекрасным. Тот, кто отдает мне себя, всегда кажется лучше, чем он есть на самом деле. А сейчас? Сейчас я ни одного мужчину не могу назвать красивым. Да и зачем? Мужчин надо использовать, а не восхищаться ими. Или я не права?

Зимние каникулы кончились, Крэш уехала, подарив на прощание шоколадку, а я почувствовала себя голодной и обиженной. И — понеслось.