Смерть не заразна

В один из последних остававшихся до отъезда дней я отвезла его на ранчо к Пег Аллен; там у него были свои места, где ловилась форель. Ему захотелось на ужин свежей форели, и он, едва выбрался из машины, отправился вверх по ручью. Я просидела одна до темноты, отбиваясь от комаров, тучей носившихся над водой. Отец появился так же беззвучно, как и исчез. В этот момент возле нас остановился грузовичок, из окошка высунулся фермер и крикнул отцу:

— Ну и как тут рыбалка?

Отец печально покачал головой.

— Мрак, — сказал он. — Ничего.

Пока он убирал снасти, меня волновало только одно: как развернуться на узкой гравиевой дороге. Уже на шоссе, сообразив, что мы остались без ужина, я вслух на это посетовала.

— Кто сказал? — удивился он.

— Ты, — ответила я. — Ты же сам сказал фермеру.

— Ах, я фермеру. Ну нет, ужин у нас есть.

Он рассмеялся себе под нос, а мне оставалось только неодобрительно хмыкнуть и покачать головой.

Дома, пока я занималась салатом, отец приготовил форель. Потом мы сели и, наслаждаясь беседой, ужинали в нашей теплой кухне, залитой светом, настолько ярким, что он озарил весь тот темный осенний вечер.

Через несколько дней мы налили в трубы антифриз и закрыли дом, еще не подозревая, что вместе мы здесь в последний раз. Американская критика враждебно встретила и «Экспресс Токио-Монтана», и следующую книгу отца, маленький шедевр «Чтоб ветер не унес все это прочь». Писал отец чем дальше, тем лучше, но времена менялись, и в восьмидесятые годы на волне консерватизма все спешили откреститься и от шестидесятых, и, вместе с ними, от моего отца. Тогдашняя критика отвергла его за то, что отец шел в литературе своим путем.

Вскоре после его смерти ранчо пошло в уплату за долги.

Как-то раз мне приснилось, будто я снова оказалась в нашем доме, вошла в ванную, открыла шкафчик, который у нас был над раковиной, и с изумлением обнаружила, что между стеклянными полками видно весь штат Монтана. Осторожно я вынула полки и выбралась через шкафчик на вершину горы над Парадиз-Велли. Я смотрела вниз, и во сне долина лежала передо мной без дорог и без телефонных линий. «Какая она большая», — сказала я себе. Я и забыла, какая она огромная, Монтана. Рано утром, проснувшись, я вспомнила свои прогулки высоко в горы, мелкие горные речки, вспомнила, как хорошо было лежать на лужайке и смотреть в ночное черное небо, где сияли миллионы звезд. Вспомнила я и о том, что именно в Монтане отец вступил на путь смерти.

БОРЬБА В СНЕГУ

Как-то поздним вечером, когда было темно и светились только узкая полоска месяца и фонарь у нас на крыльце, вокруг которого искрился снег, отец с приятелем вдруг затеяли борьбу, и я стояла возле машины и ждала их. Отец падал, но снег был мягкий. Я понимала, что отцу не больно, и что приятель бьет не взаправду. Им было весело, а мне почему-то стыдно, и я хотела, чтобы все скорее закончилось. Я вдруг невольно тогда задалась вопросом. С кем здесь борется мой отец? Совершенно отчетливо я понимала, что не с приятелем, а с кем-то или чем-то совсем другим. Однажды отец рассказал мне, как во время Депрессии их с сестрой отдали на время в чужую семью. Сестра еще писалась в постели, и каждое утро ее за это били. В тот раз как-то к ним в гости приехал очередной отчим, который напился пьяный и заставил отца с ним драться, едва не сломав ему руку. К счастью, в комнату вовремя вошли хозяева дома и остановили гостя. Сейчас я сижу, вспоминаю, вижу себя — пятнадцатилетней, двадцатилетней, нынешней тридцати шести лет, вижу отца, барахтающегося в снегу, и пытаюсь понять, от чего он тогда старался освободиться. Один ключ он мне все же оставил — рыхлый снег в блесках лунного света.

ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Я вижу коридор, в одном конце его я, в другом — отец.

КАКОЙ Я БЫЛА

У меня очень много фотографий времен моего детства со мной и родителями. Две очень забавные. На одной мне шесть лет, я распаковываю чемодан. На другой — я в индейском наряде. Мои родители любили поймать момент и застать друг друга или меня врасплох — этим наши фотографии отличаются от фотографий дедушек и бабушек. После развода отец перестал заниматься фотографией. За четырнадцать лет с тех пор он даже не купил фотоаппарата.