Смерть не заразна

Люди, с которыми отец встречался в токийских ресторанчиках, были писатели или художники, и я стеснялась вступать в общий разговор. Я обычно сидела молча и слушала, как они беседуют между собой, сбивчиво, подыскивая нужное слово, мешая английский с японским. Бар «Колыбель», где собирались художники, оказался одним из самых замечательных, интереснейших мест, но, когда мы пришли туда в первый раз, я была такая уставшая, что у меня уже слипались глаза. Это заметила хозяйка бара, добрый друг отца, Сиина Такако, и уложила меня у себя на диванчике.

Приглашая меня в это время в Японию, отец приурочил мой приезд к празднику цветущей вишни. В ночь праздника мы отправились на прогулку и долго бродили по городу, глазея на людей, которые пели караоке на зеленых газонах под плотным розовым пологом распустившихся крон.

Один раз мы сели в такси и смотрели город из такси. В другой — он повел меня на спектакль в экспериментальный театр, в каком я была впервые в жизни. Помню, что все действие актеры ели капусту. На следующий день отец познакомил меня с моей будущей мачехой, необыкновенной красоты женщиной по имени Акико. Перед этим он дал мне понять, что их отношения очень много для него значат. Акико приехала в белой малолитражке и, по обычаю, преподнесла мне подарок — бумажных маленьких птиц.

В Киото я увидела японские храмы. В них загадывают желания.

— Ианте везде загадывала желания, ни одного храма не пропустила, — потом рассказывал друзьям отец.

Он даже не поинтересовался, о чем я так отчаянно там просила, и, по-моему, вообще в тот день мало обращал на меня внимания. После обеда мы все время провели в «Саду мхов» храма Сайходзи, где было спокойно и тихо. У меня до сих пор лежит купленный там, обтрепавшийся постер, напоминая, как я спускалась вслед за отцом к водопаду разглядывать камни.

Один раз мы выбрались в парк на пикник, и отец потом совсем заморочил мне голову, почта убедив, будто там на табличках написано «Осторожно. Обезьяны», но мне до сих пор не верится, чтобы дикие обезьяны могли свободно разгуливать по парку.

В наших прогулках по Токио я очень быстро поняла, что если хочу попасть в отель не к утру, то должна сама следить, сколько отец выпьет, и проситься домой, пока он еще в состоянии встать со стула.

Экскурсию на гору Фудзи из-за его похмелья пришлось отменить, зато на следующий день мы сели в тот же сверхскоростной экспресс и поехали на телестудию смотреть, как снимали телесериал. Там была актриса — как всегда в Японии, в кимоно, — которая по сценарию должна была войти в комнату и зажечь фонарь. Фонарь не желал зажигаться, и они снимали и снимали одну эту сцену. В конце концов помощник режиссера пошел спрятался за столом и в нужный момент зажег фонарь сам.

На день рождения отец купил мне очень дорогие прелестные часики в виде кулона на золотой цепочке. Мне было крайне приятно получить такой подарок. Отец сделал его на свой вкус, и эти часы мне очень дороги. Обычно он мне дарил то, что я просила.

Улицы в Токио казались мне красивыми, но одинаково тусклыми, серыми, как цвет тамошнего неба. Отец беспрерывно пил, хотя понять почему невозможно. У них с Акико только-только начинался роман. Отец должен был быть тогда счастлив. Но счастлив он не был.

Перед самым моим отлетом на Канарских островах случилась авиакатастрофа: на взлетной полосе столкнулись два «Боинга-747» и погибло больше ста пассажиров. Фотографии изуродованных тел напечатали во всех американских журналах, какие я покупала в Японии, и, когда я летела назад, они так и стояли у меня перед глазами. В конце концов я решила попытаться уснуть и легла, вытянувшись на трех пустых креслах. Я сложила руки на груди, а стюардесса, которая подошла помочь, защелкнула пристяжные ремни на ногах и на поясе, чтобы во сне я не свалилась.

1977–1978

В четвертое, и последнее, лето в Монтане я чувствовала себя лишней. Лошадь моя погибла. У отца появилась жена, которую я не знала и видела только один раз в Токио. Акико мне нравилась, но была совершенно чужая.

Возвратившись из Токио на Гавайи, я продолжала глотать транквилизаторы, и тянулось это до тех пор, пока я однажды вдруг отчетливо не поняла, что если не брошу, то жизнь моя рухнет. Закончив школу, я вернулась в Монтану с намерением поселиться там навсегда. Дин и Лекси помогли мне найти работу в Чико-Хот-Спрингз, знаменитом курорте в той же долине поблизости от Пайн-Крик. Отец отвез Акико в Сан-Франциско, а сам опять улетел в Японию. Акико в Штатах оказалась почти совсем одна, и я жалела ее, потому что сама не раз бывала в таком положении и прекрасно знала, что такое одиночество. Полететь с отцом она в тот раз не могла из-за сложностей с визой.

Я пошла на службу, где выполняла обычную канцелярскую работу, но поначалу ужасно боялась, что не справлюсь и меня выгонят. К своему великому удивлению, справилась я отлично. Немного поверив в себя, я решила отправиться в Калифорнию и поступать в колледж.

1979