Смерть ничего не решает

— Сцерхи? Боюсь, у меня не будет времени заняться ими лично, но я вполне доверяю Ирджину. Замечательный специалист. Вполне сможет подобрать пару экспонатов, если, конечно, будет из чего выбирать. Осторожнее, это ценный экземпляр.

Лылах поспешно вернул на место склянку. Он и в руки-то взял, только чтоб получше разглядеть младенчика со сплюснутою головой.

А Кырым, как показалось, нежно поправил емкости и запер дверцы шкафа.

— Редкость, всего-навсего очередная редкость. Знаете, есть животные, которые гораздо ближе к людям, чем свиньи. Но вернемся к главному.

Хан-кам впервые за встречу посмотрел в глаза Лылаху и продолжил:

— Буду предельно откровенен: я сделаю все, что в моих силах, чтобы тегин сохранил разум и мог провести окончательные переговоры и подписание. Благо у меня пока получается. Можете так и доложить кагану. Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы и успокоил хотя бы немного? Если так, то меня ждет очередной эксперимент. Мне было приятно работать с вами.

У хан-кама серые глаза — нечистый цвет, дурная примета, еще один повод для сплетен и слухов. Впрочем, слухам Лылах не верил. Слухи Лылах создавал. Но на данный момент у него имелись совсем иные заботы.

Триада 3.2 Бельт

Когда Всевидящий прикрывает свое Око — в мире начинает твориться полное безобразие. Грех этим не воспользоваться.

Фраза, предваряющая многие крупные глупости и немногие великие дела.

А прелесть этой игры состоит в том, что листы тасуются самым невообразимым образом и, ложась рядом, составляют интереснейшие рисунки. И даже то, что при раскладе тебе вышел Дурак или Боевой Голем — еще ничего не значит.

Об игре в высокий бакани.

Камин нещадно чадил, заполняя узкий зал дымом. И тепла давал куда меньше, чем угли жаровен, расставленных вдоль стола по приказу Хэбу.

— Крохи былого величия. Но милостью богов я буду рад разделить их с вами, — сказал старик в самый первый день. — Лишь надеждою живы…

Насчет надежды он, конечно, поторопился. На ней одной и ноги протянуть недолго, если без хлеба-то. Но хлеб имелся, и сыры, и репа, и даже мясцо с вином. А для коней — овес и сено. Не так беден и убог был ханмэ Мельши, как Бельту показалось вначале. Но камин все ж чистить надобно, а то и угореть недолго: старик вон кашляет, да так, будто уже в гости ко Всевидящему собрался. Хотя нет, это демоново отродье еще всех переживет. Хоть с виду еле-еле дышит, а Орина за пару деньков приручил, привязал к себе внучкой. И прочим приют дал, а те и рады. Ну, кроме Ласки, конечно. И Бельту бы радоваться, что в тепле да на довольствии, но вот жжет душу, точно глаза от дыма.

Недоброе место Мельши, умученное. И ведь прежде-то, по всему, крепкое хозяйство было: не только овины, амбары, скотный двор да конюшня имелись в замке, но стояли на заднем дворе и кузня, и пивоварня, и сукновальня, и кожевенный дворик, под навесом которого так и остались растрескавшиеся, потемневшие от дубильных растворов, бочки. Теперь среди всего этого обреталась тощая скотина да худые люди без надежды в глазах. Помирал Мельши. И в самом его сердце ножом торчал Понорок. Запечатанный, и цепи ржавые. Вряд ли их трогали с тех самых дней, когда на глазах у нестарого еще Хэбу заклепали толстыми костылями. К Понорку Бельт подошел только однажды, а после клял себя почем зря: близость к наклоненной башне разбередила шрам, и с тех пор тот ныл чуть ли не каждый день.

Вот и сегодня, сидя за столом, бывший камчар старался не вертеть головой. И снова твердил про себя, что иного пути нету, а холодный замок всяк лучше холодного леса.

— За тот благословенный день, когда случилось мне встретить по пути домой судьбу и надежду. — Хэбу поднял кубок. Он сидел на дальнем конце длинного стола, усадив Майне и Орина по левую руку, а по правую — Ылым, мать девушки. Бельта и Ласку отделяло от них добрых десять локтей столешницы, на которой терялось полдюжины блюд и кувшинов.

С самого начала повелось, что прочих ориновых товарищей в залу не пускали, отведя место на черной половине, но поскольку еды и питья давали вдосталь, то разбойники сим неравенством особо не тяготились. Пытался Хэбу спровадить и Ласку, да только зря, та мигом вспомнила про право рождения, благородную кровь и то, что раньше она сама побрезговала бы подобным столом. Впрочем, решающим аргументом стал-таки нож, приставленный к горлу слуги, пытавшегося прогнать девушку. А поскольку челяди в замке и без того не хватало, вопрос замяли.

— Правду говорят, что Всевидящий каждому чертит свой путь.