Смерть ничего не решает

— Для некоторых старых козлов слишком долгий, — фыркнула Ласка, вонзая нож в кусок мяса, да так, что пробила глиняную тарелку. Снова набралась. Вино-то хоть и разбавленное, но крепкое, а она сегодня пьет и пьет.

Это от ревности. И от безделья: нечем заняться в Мельши, кроме как жрать, спать да собак стравливать. Хотя нет, работы полно, справному хозяину на несколько лет, только кто возьмется? Хрипун? Дышля? Равва? Все работнички как на подбор, один одного рукастее.

— Знак великий дан был, что не отвернулся Всевидящий от нашего рода, подарив ему надежду!

Майне потупилась, Ылым же наоборот сидела прямо, глядя точно перед собой. Чуднáя она, Ылым, дочь Хэбу, хозяйка Мельши. За все время Бельт и двух слов от нее не услышал, а старик в первый же день извинился за то, что дочь его давно и безнадежно хворает. Нет, на вид Ылым здорова и даже красива: статная, высокая, правда, те волосы, что из-под платка выбиваются, седы, но лицо молодое, чистое да умиротворенное. И четки постоянно с собой носит, но не молится, а просто перебирает бусины, гладит черно-белый кругляш Ока. А на дочь свою не глядит даже. Ну да теперь есть, кому поглядеть.

Майне хороша, хоть и не в мать пошла. Тонкая кость, необычно светлая для наир кожа и тяжелый волос, черноту которого подчеркивает алая с желтым перышком шапочка. И в цвет ей старого кроя платье, с высоким воротником и длинными, до самых кончиков пальцев, рукавами. Расшит наряд желтыми речными раковинами, но видно, что крепко ношен.

Но для Орина Майне хороша. Слишком уж хороша, если подумать — не по роду замахнулся ак-найрум. И не по положению бесится Ласка. Ох, быть беде. И подтверждая предчувствие, затянувшаяся рана еще сильнее полоснула огнем.

— Сволочи вы! Все сволочи. — Ласка оперлась на плечо, подымаясь. — Как одним, то ноги раздвигать, а другим — признания в любви слушать. Ненавижу. Слышишь, ты, тварь?! Сука малолетняя!

— Сядь. — Бельт потянул на место, но Ласка ловко вывернулась, выскользнула на центр залы, подальше, значит, чтоб не останавливал.

— Отстань. Не с тобой говорю. С ней. И с ним. Орин, посмотри на нее. Чем она лучше меня? Чем? Ответь, Орин, я требую, чтобы ты ответил!

— Ответить? — Орин резко вскочил на лавку, запрыгнул с нее на стол — только тарелка под сапогом хрустнула; а со стола — на пол по другую сторону. И как-то сразу оказался рядом с Лаской. — Ответить? Лады, сама попросила.

Шрам у Бельта на шее наполнился тупой, тягучей болью, предупреждая о том, что ночью теперь уснуть не выйдет. Эх, надо было уезжать отсюда, вчера, позавчера или много раньше, когда он еще твердо собирался дойти до Вольных городов. Есть же добрый конь Чуба и дорога есть…

А теперь Орин свернет бывшей любовнице шею и будет прав. Или она ему брюхо вспорет, и тоже будет права. Но на самом деле Бельту никакого дела до них нет, вот только шрам ноет.

— Сволочь! — Ласка замахнулась, чтобы ударить, но Орин, перехватив руку, выкрутил ее, заставил рыжую застонать от боли.

— Ты — шлюха. Обыкновенная шлюха. За шлюху я тебя держал. Как шлюху я тебя имел. Регулярно и всеми способами, которыми хотелось. Забыла?

Орин усилил нажим, и Ласка согнулась едва ли не до пола, но больше не стонала, закусила губу и глаза закрыла.

— Ибо со шлюхами так и положено. А еще их положено учить, когда они начинают много себе позволять.

— П-пусти.

— По-хорошему, милая моя, тебя бы надобно отлупцевать и нагишом за ворота выставить. И клеймо поставить, — Во второй руке Орина появился нож. — Потому как ежели вдруг шлюха забудет, что она шлюха и начнет воображать не по-шлюшески, ей требуется башку прочистить и обеспечить о том постоянное напоминание. Братец твой косы отстриг, чтоб род не позорила, а надо было начисто…

Острое лезвие коснулось Ласкиного левого уха и быстро, прежде чем она успела дернуться, скользнуло вверх и вправо. Ласка завыла так, что Ылым, выронив четки, зажала уши руками, а собаки отозвались разноголосым лаем.

По лбу, на два пальца ниже линии волос вспухла кровавая полоса. Орин же, сунув нож за пояс, вцепился Ласке в волосы и медленно потянул вверх. Вой перешел в крик.

— Ну что, как тебе такое объяснение?

— Перестань. — Бельт вылез из-за стола, попутно отвесив пинок сунувшейся было под ноги псине.

— Бельт. Старина-Бельт, добрый и прощающий. Тебе чего, понравилась эта потаскуха?

Ласка, захлебнувшись криком, тихонько скулила, уже не вырываясь и не сдерживая слез, а те мешались с кровью, текли по щекам, мелкими каплями падали на каменный пол.

— Отпусти ее, вахтангар.

— Эй, мы не в… А, хрен с тобой, забирай. Я ж понимаю, что нормальному мужику без бабы никак. Только начисть ей рыло сперва. Для науки и воспитания ради. Добротой тут не поможешь, не нужна она, доброта, вовсе. Вон что вышло: я ее жалел, а она теперь хамит и хозяев оскорбляет.

Ласка замычала, не в силах ответить. В крови и слезах она была жалкой и уродливой. Беспомощной.

Сама виновата, думать надо было, прежде, чем рот раскрывать.