Смерть-остров

— Миша служит у товарища Долгих. Он тебя сведёт с ним. А товарищ Долгих — самый главный по расселению этих… переселенцев. Уж он-то знает, где найти списки лишенцев. При погрузке на баржи всех ссыльных переписывают. От руки, как попало, но переписывают. А Миша всё сделает, он мне никогда не отказывал, мы с ним, как братья.

Григорий Алексеевич не выдержал, сжал голову руками и заплакал. Слёзы струились по всегда спокойному, волевому лицу, падая крупными градинами. Фома, округлив нетрезвые глаза, с ужасом наблюдал, как на белых брюках собеседника образуется мутноватая лужица. Не жалеет Григорий Алексеевич имущество. Совсем не жалеет.

— Ну, хватит, Лексеич, давай, дёрнем!

Григорий Алексеевич схватил стопку и с жадностью выпил. В голове зашумело, слёзы высохли. Вновь засияла разноцветными лучами надежда, как радуга после дождя. Волосы у жены так переливались на солнце. Как радуга.

— Фома, ты мне тоже теперь, как брат родной! Помоги ещё раз, у меня же билет до Ленинграда, а отпуск кончается.

— А ты в Томске подойди к военному коменданту, скажи, что от меня, он тебе сделает военную бронь. И билеты выпишет. Как не помочь брату, Лексеич? Братья должны помогать друг другу!

Они крепко обнялись.

* * *

Небольшой юркий катерок дымился, как папироса, из рубки шёл дым кольцами, словно внутри затаился гигантский курильщик. В округе пахло свежим борщом. Фрол сглотнул слюну и ощутил, как железные тиски, сжавшиеся вокруг грудной клетки, слегка ослабли, но до конца не отпустили, дышать было по-прежнему трудно. Он взмахнул головой, отгоняя грустные мысли и проорал, сложив ладони в рупор.

— Эй, на палубе! Есть кто живой?

— Есть-есть, товарищ Панин! Вас только и ждём. — На палубу выскочил чумазый машинист. — Проходите, каюта готова!

Панин поднялся по шаткому трапу и пожал маслянистую от мазута руку машиниста.

— Как звать-то?

— Николаем кличут, можно Колей звать.

— Когда отчаливаем, Николай?

— Дык, только вас и ждали, — ощерился машинист, — а у нас тут ещё пассажир объявился. Со мной в каюте поедет. Его товарищ Кузнецов привёл, сказал, что товарищ Долгих приказал доставить к месту назначения.

— А почему с тобой в каюте? — удивился Панин, невольно стирая с руки мазут, но он размазывался по всей кисти.

— Дык нету больше кают, ваша да наша, — ещё шире ощерился машинист, — у нас, да у вас, да у матросов общий кубрик. Они там вповалку спят.

— Что за пассажир? — Панин медленно наливался гневом: никто не предупредил, никакой инструкции от начальства не получено, даже до сведения не довели. А ведь утром он был в управлении. Уж всяко должны были поставить в известность.

— Да непонятный какой-то мужчина, смурной, но весь в белом, — отмахнулся машинист, — вы, товарищ уполномоченный, пожалуйте в каюту. А потом на кухню, наш повар такой борщец сварганил!

— Отлично!

Панин прошёл вслед за машинистом и бросил свёрток на рундук. Тесно, узко, не повернуться. Не каюта, а каморка, и сам катер маленький, неудобный.

— Тесновато тут, зато отдельно будете спать, — сказал машинист и будто испарился.

Только что чернел измазанной физиономией и пропал, будто его не было. Фрол лёг на рундук и задумался. Перед глазами замелькали события последних недель и месяцев. За это время жизнь преподнесла ему столько сюрпризов, что не разберёшься без посторонней помощи.

Сначала всё было просто. Простой деревенский паренёк приехал в город, случайно устроился на службу, там выдали паёк и ружьё, поставили охранником, вохровцы не обижали его, а потом ему вовсе повезло: сам Чусов взял к себе в помощники. Егор Палыч и сам культурный человек, и жена у него добрая. Жаль обоих, хорошие были люди. Потом всё кончилось. Жизнь понеслась, как сани с обрыва. Один месяц за год можно пересчитывать, всё быстро-быстро-быстро, только успевай поворачиваться да соображать. Алексей Роднин казался простым, свойским парнем, Фрол поначалу считал его своим названым братом, а оно вон как обернулось. Не ровен час и от Алексея придёт беда.

Фрол заскрипел зубами. Недавно образовалась эта привычка, раньше такого не было. Незаметно он задремал, не заснул, а словно провалился в бессознательное состояние. Только что размышлял о сложностях жизни и вдруг рухнул в небытие. Проснулся от стука в дверь.

— Чего надо? — крикнул Фрол, поначалу не сообразив, где находится. Вскочил с рундука, стукнулся головой о низкий потолок, тихо ругнулся.

— К обеду желаете? — пискнуло из-за двери.

Панин открыл дверь и увидел маленького толстенького человечка с грязным полотенцем на шее.

— Желаю, — кивнул Панин и протянул руку: — Как звать-то?

— Васей, — всколыхнулся толстячок и вместо того, чтобы протянуть руку, стянул полотенце с шеи и махнул им, как платком. Панин поморщился. И полотенце грязное, и повар немытый, и жесты у него бабьи. Но ничего не поделаешь: придётся столоваться с ним целых две недели.