Смерть-остров

Фрол заставил себя улыбнуться и пошёл за Васей. Никакой столовой на катере не было. В помещении кухни стояла плита, висели полки с посудой, посередине стоял стол, привинченный к полу. Панин с ходу насчитал пять человек; особенно выделялся пятый — солидный, в белоснежном кителе, с вымытыми добела руками, с сияющей сединой в волосах. Он сидел один, с краю, выделяясь среди всех ослепительной белизной.

— Уполномоченный Панин! — представился Фрол, протягивая белому человеку руку для приветствия.

— Горбунов! — резко бросил таинственный пассажир, не поднимаясь со стула. Панин яростно вздёрнул голову — слишком надменным показался Горбунов — но, увидев в его глазах тоску небывалой силы и глубины, стушевался. Странный пассажир сидел сбоку, но не участвовал в общем разговоре. Он словно погрузился в самого себя, и никого не слышал, ничего не видел. Фрол несколько раз мысленно обращался к нему, но вслух ничего не произнёс. «Надо будет, заговорит!» — решил он и обратился к машинисту:

— Николай, когда прибудем к месту назначения?

— А дней через пять и прибудем, — раздвинул широкий рот черномазый машинист. Николай почему-то всегда улыбался. И всегда во весь рот, несмотря на то, что одного зуба у него не было. Иногда из чёрного проёма вылетал свист.

— Как это — через пять? А я думал, недели две в пути проведём, — удивился Панин, принимаясь за борщ. Только сейчас он почувствовал голод. Ему уже всё нравилось на катере: и машинист, и повар, и борщ, и низкий потолок в каюте. Лишь странный пассажир нарушал равновесие. Горбунов злил всех своим равнодушием, тем, что был постоянно погружен в себя.

— Та не-е-е, — протянул Николай, — это баржу надо таранить две, а то и все три недели, а катер самоходно идёт быстро. Без груза ему легче. Навигация открылась, льду нет, весь сплав унесло течением. Путь открыт. Через пять дней, а то и раньше, уже в Александрово будем!

Пассажир сделал еле заметное движение шеей. Что-то не понравилось ему в словах машиниста.

— Как вам борщ? — приторным голосом спросил Николай, обращаясь к Горбунову. Тот одёрнул китель, поправил волосы, хотя поправлять было нечего, лежали волосок к волоску, и промолчал, сделав вид, что не понял вопроса. Николай обиделся, бросив ложку на стол, сжал прокопчённые кулаки, но, посмотрев на насупившегося Панина, смолчал. Не стал ворошить горячие угли. Панин решил действовать иначе.

— Как звать-величать? — Фрол склонил голову к Горбунову, чтобы тот не посмел увильнуть от ответа. Этому приёму Фрола научил Роднин. Так кого-то допрашивать не только лучше, но и удобнее. При таком ракурсе подозреваемый не может отвести глаза, ему придётся смотреть прямо, глаз в глаз, а не по сторонам.

— Григорием Алексеевичем нарекли, — сказал Горбунов и вонзил взгляд, казалось, прямо в сердце Панина. Фрол смутился. Вот о таком Роднин его не предупредил, что кто-то еще может владеть этим приемом. Почувствовав себя побежденным в этой дуэли взглядов, Фрол молча принялся хлебать борщ.

— Хороший у нас повар! — Стукнул ложкой Николай, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Так точно! — расплылся в улыбке широколицый Василий.

— Не «такточнай», ты не при царском режиме! — Панин резко оборвал дружный смех.

Все присмирели, и один за другим вышли из-за стола. Горбунов аккуратно положил ложку. Не стукнул, не брякнул, а положил бережно, как хрупкую вещь, затем отодвинул пустую тарелку и молча покинул кухню. И опять-таки с вывертом: не вышел, не вылез, не ушёл, а удалился с достоинством, словно он самый большой начальник.

Фрол стиснув зубы, проводил его тяжёлым взглядом: «Тяжко придётся эти пять дней. Как бы беды не нажить!» Он словно чувствовал беду, стоявшую прямо у него за плечами. Она грезилась в каждом шорохе, в каждом взгляде, в каждом движении. Такое ощущение поселилось в нём еще после разговора с Родниным. Что-то важное хотел сказать ему Алексей, но даже спьяну не сказал, друг не смог пересилить в себе казённого человека. Лучше бы открыл правду-матку, а то ведь поселил кручину и не выдернуть её из сердца ничем. Сидит и ворочается там, внутри, словно гвоздь в затылок забили, а он насквозь прошёл, до самых пяток. Фрол передёрнулся и усилием воли заставил себя не думать о плохом. Дома осталась Светланка, она ждёт его возвращения. Просила привезти зайца или белку. Фрол, вспомнив о своём обещании, улыбнулся. Боль из затылка ушла, хоть на время.

* * *

После обеда Фрол прошёл в каюту. Спать не хотелось, а больше делать было нечего, и он вышел на палубу. Обь простиралась широкой лентой, ровной, спокойной, без ряби и беспокойства. Сегодня она была величавой, вся наполненная достоинством. Высокие берега зазеленели, кое-где зацвела черёмуха. Следом за катером пенилась волна, отбрасывая барашки пены на водную гладь. Фрол заметил, что на противоположной стороне катера стоит Горбунов, крепко обхватив поручни обеими руками, настолько крепко, словно боится их выпустить. Он неслышно подкрался к Горбунову, чтобы использовать ещё один приём, которому его научил Алексей Роднин. Надо захватить подозреваемого врасплох, задав ему вопрос в спину.