Смерть отбрасывает тень

- Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что и в каком порядке находилось на столе.

- Утверждать категорически не берусь... Но вот бутылка шампанского, причем недопитая, стояла точно... Когда я опустил тело Ольги на стол, то невзначай задел бутылку, и она упала на пол, а из нее вино брызнуло... Что еще?.. Да, один фужер стоял на столе. Нет, не стоял - лежал, а другой, разбитый, - валялся на полу... Помню, как под ногами стекло хрустнуло.

- Вы не заметили исчезновения каких-либо вещей из Ольгиной квартиры?

- Об этом лучше спросить у Марьи Ивановны.

- Хорошо. А как, по-вашему, - это было убийство или самоубийство? Голиков задал давно не дающий ему покоя вопрос и весь напрягся, ожидая ответа. Худощавое лицо его стало озабоченным и настороженным.

Старик ответил не сразу. Майор с удивлением заметил, что Василий Петрович как-то вдруг весь посветлел, словно на него нахлынули приятные воспоминания, и действительно, в следующие минуты Голиков услышал нечто неожиданное.

- Ольга очень любила жизнь и... цветы. Как она их любила!.. Особенно розы. Видели бы вы, с каким лицом вдыхала она нежный аромат, исходящий от розовых лепестков, у нее на глазах появлялись слезы... Так умеют восхищаться только дети. Вы не наблюдали, какое впечатление производит на ребенка, предположим, впервые в жизни увиденный им снег или дождь?.. Загляните ему в глаза, и вы увидите неподдельное восхищение окружающим его миром. И не суть важно, что привело малыша в такой восторг: солнце в небе или опавший лист на земле... Я понимаю, что объясняю довольно путанно, впадаю в сентиментальность... Но вы должны уяснить самое главное - Ольга сохранила в себе редкую способность - по-детски радоваться каждому лучику, каждой былиночке... Мы часто беседовали с ней, и я, старый человек, начал понимать, как много мы теряем в жизни, когда бездумно и бездушно проходим мимо того, что подарила нам природа... Впрочем, вам это, наверное, не нужно, - старик опять опустил голову, сцепив пальцы на затылке.

- Нет, Василий Петрович, - Голиков встал, сделал несколько шагов по кухне, потом снова сел, - все, о чем вы рассказали, очень важно.

- Оля была добрая, чуткая, но и решительная девушка. Мы с Марьей Ивановной всей душой любили ее. Ну почему судьба так безжалостна к хорошим людям? - голос у старика совсем потух.

- Василий Петрович, Ольга не говорила вам, что ждет сегодня гостей? Голиков решил направить разговор в нужное для него русло. - И вообще, вы не замечали каких-либо изменений в ее поведении в последние несколько дней? Может, она нервничала или была чем-то расстроена?

- Нет. Хотя я могу и ошибиться. Чаще она была откровенна с Марьей Ивановной. Правда, и тут я не берусь утверждать, что Ольга поверяла ей все свои тайны. Но она давно жила одна, и мы, хоть и не в полной мере, но все-таки заменяли ей родителей. Во всяком случае, она сама так говорила.

- А с кем Ольга контактировала в последние дни? Может, у нее был близкий друг или подруга? В трудную минуту им иногда доверяют больше, чем родителям.

Василий Петрович отрицательно покачал головой.

- Вы знаете, Оля была не очень общительна. Я имею в виду последние годы. Раньше, помню, к ней часто забегали Наташа Цапко или Алла Говоруха. С Наташей они дружили с детства, а с Аллой учились в институте... Но вот уже несколько месяцев я никого из них не видел... Да, вот еще... про одного товарища... По словам Ольги - человек серьезный. Но мы с ним знакомы, так сказать, заочно. Только и знаем, что зовут его Валентином, а появился он у Ольги где-то год назад.

- Спасибо, Василий Петрович. Но прежде чем уточнять детали, я бы, если вас не затруднит, не отказался от чашки крепкого чая, даже без сахара, - смущенно улыбнулся Голиков.

- Это уж вы извините, что я такой недогадливый, - засуетился Василий Петрович.

Пока хозяин искал чайник, наливал в него воду, Голиков машинально осматривал кухню. Обстановка была простенькой, но приятной. Между раковиной для мытья посуды и газовой плитой стоял самодельный, но на совесть сработанный стол; в углу, напротив майора, шкаф для посуды и разной кухонной утвари и холодильник. Уют создавали абсолютная чистота и светлые, в цветочек, занавески на окне.

Сидящие в кухне не заметили, как Марья Ивановна подошла к кухонной двери и тихонько примостилась на табурете. Поверх ситцевого халатика на плечи она накинула серый теплый платок. Ее знобило: то ли от нервного перенапряжения, то ли действительно продуло коварным сентябрьским ветерком, когда она ходила на базар.

Марья Ивановна сидела тихо и внимательно слушала разговор мужа с майором, а когда ее заметили, объяснила свое появление просто:

- Не могу я больше сидеть в комнате одна, - она укоризненно посмотрела на Василия Петровича, потом, скользнув взглядом по чашкам, стоящим на столе, по закипающему чайнику, предложила: - Может, вам варенья клубничного?.. Ольга очень любит... любила...

- Спасибо, не беспокойтесь...

Однако Марья Ивановна принесла банку с вареньем, расставила розетки. Майор пододвинул ей табурет.