Смерть Отморозка. Книга Вторая

– Я хочу сделать что-то хорошее.

– Для кого?!

– Для людей.

– Для каких, бать, людей?!

– Для тех, кто нас окружает, для жителей Саратова.

– Для быдла что ли?

Норов нахмурился.

– Почему ты решил, что они быдло? Потому что твой папа жмет из них соки? А ты гуляешь по кабакам, жрешь миньоны, хлебаешь коньяк и пьяный гоняешь на тачке с мигалками?

Миша побагровел. Норов ожидал, что тот взорвется, но Миша пересилил себя и вместо этого вдруг недобро ухмыльнулся, показав крупные блестящие зубы с большой щелью посередине.

– Я еще и телок в жопу трахаю! – проговорил он с бесстыдным вызовом. – И много чего другого делаю. А знаешь, почему? Потому что могу! А быдло не может. Оно вообще ни х.я не может, только канючить: «дайте, дайте!». А я не прошу, бля, я беру! И папа, бля, берет. Поэтому у нас все есть, а у них, бля, ничего! Нет и не будет. И ты тоже сам все взял, не дожидался, пока тебе с барского стола кость кинут. Поэтому мы с тобой здесь сидим, а они в очередях за лапшой давятся. Они привыкли, чтобы ими командовали. Мы живем, как хотим, а они – как им велят! Я миньоны кушаю, а они сосут х… и будут его сосать всю жизнь. Потому что они – быдло!

Норов поднялся.

– Приятно было познакомиться, – сдержанно произнес он, не подавая Мише руки.

Миша покачал головой, будто удивляясь про себя, и вновь принялся за еду.

– Говорили мне, бля, что ты отмороженный, – пробормотал он. – Но чтоб настолько! Пургу какую-то гонит! Народ бля… Какой, на х.., еще народ?

– А мне говорили, что ты – умный, порядочный человек, – спокойно заметил Норов от двери.

В лице Миши мелькнула подозрительность.

– Кто это тебе такое сказал?

– Смотри-ка, – улыбнулся Норов. – Даже ты сам в это не веришь.

***

– Пашка, погоди, совсем забыла! – спохватилась Ляля, торопливо входя в гостиную. – Ты же свой телефон тут оставил, он трезвонит-трезвонит! Раз сто тебе звонили! Я хотела тебе сразу сказать, да ты на меня накинулся с этой жарехой, у меня из головы все вылетело!

Норов взял из ее рук свой французский телефон и посмотрел на монитор. Там было восемь вызовов от Лиз. Удивленный такой настойчивостью, он перезвонил.

– Месье Поль! Приезжайте, пожалуйста, немедленно! – сдержанная Лиз была близка к истерике. – Я вас умоляю! Скорее!

– В чем дело?

– Жан-Франсуа! Он хочет убить себя! Он заперся и не открывает!

– Что-то случилось?

– Это все из-за Клотильды!

– Из-за Клотильды?

– Пожалуйста, месье Поль! Поторопитесь!

– Еду!

Озадаченный, он поднял голову, и встретился глазами с вопросительно-тревожным взглядом с Анны, которая, услышав слова Ляли, задержалась наверху.

– Лиз просит приехать, – пояснил он. – С Ваней какая-то ерунда…

– Что с ним?

– Сам ничего не понимаю. Она не может объяснить толком.

Не теряя времени, он направился к выходу.

– Подожди, я с тобой!

– Аня, ты че! – возмутился Гаврюшкин. – Куда ты?! У нас и так времени в обрез!

Но она уже сбегала вниз. Норов чуть задержался в дверях, и они вместе выскочили наружу.

Глава шестая

У Осинкиных было двое детей: двенадцатилетняя Оля, названная в честь матери, без памяти любимая отцом, и восемнадцатилетний Денис, сын Ольги от первого брака. Осинкин усыновил его, когда мальчику не было и трех лет, но сыном тот ему так и не стал. Денис был из тех, кого психологи называют проблемными.

Он окончил английскую школу, куда его сумела устроить честолюбивая мать. Она сама возила его туда несколько лет подряд, вплоть до восьмого класса каждый день на автобусе, через весь город, с пересадкой. Его с раннего возраста тянуло к мажорам, которые относились к нему свысока, и его это задевало. Он жаждал быть с ними вровень и в душе не уважал отчима за то, что тот, в отличие от других, «нормальных родителей», не нажил ни денег, ни связей.

Он вырос высоким, красивым, стройным парнем, вспыльчивым, болезненно-самолюбивым. Получив аттестат, он поступил на юридический факультет университета, один из самых престижных. Произошло это, опять-таки, в большей степени благодаря пробивной силе матери, чем его успехам и знаниям. Учился он средне, лекции часто пропускал, зато на занятия приезжал на подаренной родителями иномарке, не дорогой, но получше их собственных «Жигулей». Его не раз останавливали гаишники за превышение скорости; однажды тест показал, что он был нетрезв, но Ольге удалось это замять.

Ольга была уверена, что Денис – необыкновенный мальчик с выдающимися способностями и ее материнский долг – помочь ему раскрыться. Обладая сильным характером, твердая с посторонними людьми, Денису она во всем уступала, и он, пользуясь этим, вил из нее веревки и делал что хотел. Осинкин не одобрял подобного потворства, но в силу интеллигентской совестливости не считал себя вправе вмешиваться в их отношения. Похоже, он вообще испытывал перед Денисом смутное чувство вины за то, что не смог дать парню всего того, чего ему так хотелось. И этот безосновательный комплекс усиливал симпатию к нему Норова, ведь он и сам ощущал себя виноватым перед Пашенькой.