Смерть отца

Гейнц возвращает телефонную трубку на место. Все еще звенит в его ушах резкое «нет» Герды. Какие еще доводы он должен привести, чтобы заставить ее запаковать вещи, взять маленького сына и присоединиться к Эрвину в поместье деда? Он обещал Эрвину прислать Герду и сына. Разве она не нуждается в отдыхе? Но она стоит на своем: нет хороших дней для отдыха и нет в мире довода, который бы заставил ее присоединиться к мужу. А дни действительно хорошие, весенние дни, зовущие в поля и леса. Окна распахнуты, и шум металлургической фабрики заполняет кор нтору Гейнца. Каменная жаба, которую, по указанию деда, починили после того, как она была испорчена в дни Мировой войны, пускает из пасти струи воды в прозрачный воздух.

– Дайте мне, – бормочет про себя Гейнц, стоя у окна, – несколько спокойных дней, и все здесь изменится.

Небо над грудами бракованной стали и кокса затянуто густым дымом. Пылают литейные печи, дымят трубы. Один за другим вкатываются грузовики на большую весовую платформу. Множество коричневых голов, отлитых из бронзы, проходит мимо окон Гейнца, и у всех лицо тайного советника Гете. Этот заказ дед получил от союза любителей творчества Гете. В год его юбилея эта голова появится во всех общественных местах, и конвейер литейной фабрики «Леви и сын» движется, неся на себе головы, глядящие с симпатией на деда, который каждое утро приходит на фабрику. Он ходит среди рабочих с цветком в петлице и посохом для путешествий в руках, усы торчат в стороны, из уст раздаются решительные указания. Заказы приходят со всех концов страны, и дед погружен во всю эту суматоху. Воспользовавшись ей, Гейнц перевел за границу большой капитал и все семейные драгоценности. Туда же перевезены были драгоценности тетушки Гермины. «Нет даже времени обсудить это с дедом», – размышляет Гейнц.

Дед занят целый день. Он даже опережает Гейнца утром. И невозможно его поймать для спокойной беседы. Сегодня дед не приехал на фабрику. Он сидит у постели больного сына.

– Еще бы несколько спокойных лет… – вздыхает Гейнц.

Он гонит от себя все мысли о болезни отца. Уже много лет тянется этот страх за отца и всегда оказывается преувеличенным. Вспоминаются дни войны, и он, уже подросток, однажды возвращается из школы. А в доме безмолвие и страх. Когда он спросил у Фриды – «Что случилось?», она приложила палец к губам – Шш! Он сразу же побежал в комнату матери и нашел ее распростертой на диване, и черные ее волосы рассыпались на подушке. Рядом с ней лежало письмо, извещающее, что отец ранен.

С тех пор страх за отца все время витал над домом. Какое-то смутное ожидание всегда таилось между стен, ожидание беды, которая может случиться в любой час. Вдруг мать ушла от них, именно, мать, за которую никто не беспокоился. Была здоровой и полной жизни. Казалось, вечность витает над ней. Гейнц стоял у ее открытой могилы, смотрел на отца, и чувствовал себя обманутым. Мать он очень любил. А отец… Многие годы он был отдален от отца. Отчуждение между ними было глубже страха за его жизнь. Не он первый чувствовал это отчуждение от отца. Это было у всех сыновей во всех поколениях. Дед с удовольствием рассказывал о своем отце в 1848 году, когда масса народа ворвалась сквозь ворота в сад, к дворцу и заполонила все тропинки. Пели и скандировали свои требования, угрожая своими плакатами богатым и власть имущим. Отец деда не вышел защищать свою честь и свой статус. Уважаемый господин опустил жалюзи и запер двери. Стоял в темной комнате и дрожал от страха. И дед, маленький рыжий мальчик, стоял рядом с перепуганным отцом, но сердце его было с демонстрантами. Никогда не забывал дед, что видел отца, властного господина с надменным взглядом, в момент слабости и страха. С того момента он перестал уважать отца, и пошел своим путем. А отец его, Гейнца… Отец его – принц! Несчастное семя для несчастного брака. Дед, породивший его, брезговал женщиной, которая несла его семя в своем чреве, и наследовал своему сыну, отцу его, Гейнца, отвращение к несчастливым бракам. Никогда отец не простил деду, своему отцу, эту слабость, слабость мужчины, который сознательно стелет жестко постель, с холодным расчетом порождает детей, связь с которыми сковывает его. Все годы отец был далек от деда. Ну, а я… – Гейнц закуривает, – какие слабости я обнаружил у своего отца, что отдаляло меня от него много лет? Я родился под более счастливой звездой, чем отец. Большая любовь отца и матери сопровождала меня с первого дня. Никогда я серьезно не восставал против отца. Чепуха! Я завидовал ему, просто завидовал, как может завидовать человек, лишенный цели, лишенный мечты, духовно бедный, тому, кто наделен всем этим с лихвой. В этом все дело! И мой бунт против отца, это бунт против собственного моего сиротства, и связан он с отсутствием желания продолжать наследие праотцев. Бунт бессмысленный и бесцельный.

Гейнц с абсолютной ясностью чувствует, что эти тяжелые мысли пришли к нему, чтобы отдалить страх за отца.