Смерть отца

Тоскливое ностальгическое ржание снова доносится в комнату. Габриель Штерн подходит к окну и отодвигает в стороны шторы. Свет проливается широким потоком на темную мебель и на его лицо, кожа которого становится еще белее и обнаженней. Гейнц тоже подходит к окну. Во дворе стоит белый конь, подрагивая всем своим высоким корпусом и длинной изогнутой, воистину аристократической шеей. Конюх с бичом в руке делает усилие его сдержать.

– Для меня же, – продолжает Габриель, – езда на коне всего лишь увлечение.

Он поворачивает лицо к Гейнцу и смотрит теперь на него во все глаза. Тень проходит по его высокому лбу. Конь во дворе успокаивается. Они следят за тем, как конюх уводит коня к реке. За шумным фабричным двором видны высокие деревья с раскидистыми кронами и небольшие домики среди этих деревьев.

Белый конь красив в сиянии весеннего дня. Он словно марширует по узкой тропе. Темные деревья сливаются с горизонтом. Печаль охватывает Гейнца. Видно, что и в душе Габриеля затронуты грустные струны, и он говорит Гейнцу:

– Там и мой дом. Пожалуйста, господин Леви, пойдемте туда.

На улице к Гейнцу вернулась уверенность. Грохот и суета гигантского комбината, рабочий хаос близки его обычному хорошему настроению, и он обращает свое лицо к пылающему дыханию гигантского латунного предприятия. Высокие терриконы угля. Длинные склады. Огромные плавильные цеха. Жирный желтый дым. Витающие в воздухе краны. Стонущие звуки, скрежет и стук трущихся механизмов, удары, сворачивающие свитки металла, несущиеся поезда, падающие молоты, пылающие печи, жар и сверкание пламени. Мощь и гром со всех сторон. Блок меди попадает на ладонь огромной пращи, проворачивается один раз за другим, меняет форму и обретает форму. Закон и порядок во всем.

Гейнц ощущает ритм этого огромного предприятия. Он выпрямляется во весь рост, глаза сверкают. Габриель шагает среди всего этого с абсолютно равнодушным видом. Рабочие и чиновники приветствуют хозяина с большим уважением, и он отвечает им легким кивком головы. Все его поведение указывает на то, что он торопится покинуть это место. Водитель широко распахивает перед ним дверь автомобиля. Гейнц бросает на двор комбината, охваченный лихорадочным ритмом труда, прощальный печальный взгляд, Габриель улыбается.

– Завтра, – говорит он, как бы из милосердия, – мы сможем погулять, сколько вашей душе угодно.

«Завтра, – думает Гейнц, – почему только завтра? Завтра я должен быть у Герды и Эрвина». Гейнц вспоминает, что приехал ради деловой беседы с Габриелем Штерном, и огорчается, что это вылетело у него из головы.

– Жарко сегодня, – говорит Габриель и откидывается на сиденье автомобиля. – У меня начинают потеть ладони, только чуть теплеет, и они сразу же реагируют на это.

Гейнц смотрит на руки Габриеля, бледные, длинные.

Они едут проселочной дорогой. Вишневые деревья в начале своего цветения встают по обе стороны пути. За ними слабеет шум комбината, все же врывающийся в сельскую тишину. Перед ними серебряная полоса реки в полдневном солнце. Шум отдаляется, и деревья, которые виделись издалека расплывчатыми на горизонте, обретают ясную форму.

– Приехали, – говорит Габриель, и обращается к водителю, – не вези нас до самого дома, мы совершим небольшую пешую прогулку. Не так ли, уважаемый гость?

– Как желаете, господин Штерн, – отвечает Гейнц, – как желаете.

Улица абсолютно пуста, ни живой души ни вблизи, ни вдали. Только чириканье птиц несется из кроны старого, сучковатого, с наростами, орехового дерева. Вокруг его ствола – скамья, но и она пуста. Только дверь лавки около дерева постукивает, распахиваясь и закрываясь. Гейнц испуганно смотрит на дом.

– Никого там нет, – посмеивается Габриель. – Когда-то там был магазин, – добавляет он. – Все дома здесь опустели. Ни одного жильца.

Они медленно идут вдоль улицы. Из щелей грубых камней мостовой растут каштаны и липы, высящиеся над крышами низких домов, построенных в длинный прямой ряд. Все дома – одноэтажные, дом упирается в дом, окна у них высокие и узкие, окно к окну. Над домами чердаки с арочными окнами. Перед домами кусты, огражденные палисадниками и простыми железными воротами. В конце этой шеренги старых серых домов, – новый дом, современной архитектуры. Эта красивая, бросающаяся в глаза вилла, словно бы брезгливо отбрасывает вал старых разрушающихся домов. Габриель и Гейнц останавливаются перед виллой. К ней ведут ажурные железные ворота, закрепленные на двух крепких бетонных столбах.

– Вот мой дом, – представляет Габриель Гейнцу виллу, один я остался на этой улице.

– Очень красивый дом, – говорит Гейнц.

– Да, – с какой-то осторожностью отвечает Габриель, – слишком красивый. Это я построил его. Мой отец еще жил в таком же доме, как и остальные на этой улице. А тут, – он указывает на новый гараж для его автомобиля, – раньше было здание пожарной станции. Я разрушил его.

– Да, – говорит Гейнц и не понимает, почему стоит Габриель Штерн, на этой пустой улице, погруженный в свои рассказы.