Смерть пахнет сандалом

Его превосходительство Ван маленькими шажками подбежал к твоему отцу, вырвал у него из рук завернутый в красный шелк «засов Янь-вана» и, держа тот на вытянутых руках, словно котел с пышущей жаром бараниной, подошел к помосту, осторожно и медленно ступая, и поднял руки с «засовом Янь-вана» гораздо выше шарика у себя на шапке. Вперед выступил старый евнух. Нагнувшись, он принял орудие казни, поднес к государю, поставил на столик, развернул несколько слоев шелка, и наконец эта штука предстала перед всеми. Сверкая режущим глаз блеском, засов смотрелся очень величественно. Денег на него потрачено было немного, зато я получил за работу немало. Только что сделанный засов был невзрачный и измазанный, смотреть было не на что. Твой отец три дня чистил его наждачной бумагой, пока он в конце концов не засиял. Семьдесят л я н о в получены были не задарма.

Протянув смуглую руку, государь указательным пальцем с длинным желтым ногтем потрогал эту штуковину. Не знаю, от тепла или от холода, но государь свой палец тут же отдернул. Я слышал, как он опять что-то невнятно произнес. Старик евнух взял засов и поднес его к глазам каждой из женщин государя. Они по его примеру стали трогать замок кончиком указательного пальца – этакими яшмовыми ростками – и делали вид, что им страшно, отворачивая застывшие безо всякого выражения лица в сторону. В конце концов старик евнух передал эту штуковину все так же стоявшему на коленях под помостом его превосходительству Вану, а тот, почтительно приняв ее, встал с согнутой спиной, стал пятиться в мою сторону и вернул ее мне.

На помосте старик евнух склонил голову к государю и что-то спросил. Было видно, как государь кивнул. Евнух вышел вперед и пропел:

– Государь дал указание: подвергнуть совершившего тяжкое преступление Сяо Чунцзы смертной казни!

Привязанный к столбу Сяо Чунцзы зарыдал и громко возопил:

– Ах, государь, государь, смилуйтесь, пощадите собачью жизнь раба своего… Раб никогда больше не посмеет…

В этот момент на помосте и перед ним императорские телохранители стали грозно смыкать ряды. Лицо Сяо Чунцзы побледнело, губы побелели, он уже больше не кричал, только, вконец обмочившись, хлопал глазами и негромко молил нас:

– Братцы, братцы, кончайте быстрее, ваш брат даже в преисподней будет поминать вашу доброту…

До того ли нам было, чтобы слушать его лепет? Да и смели ли мы слушать его? Задушит его веревка, он возрадуется, а нам несдобровать. Может, государь и пощадит нас, а вот его превосходительство Ван – вряд ли. В смятении развернув орудие казни и встряхнув его, мы с бабушкой подняли замок. После прикосновений государя и его жен эта штуковина неожиданно прибавила в весе. Каждый из нас держал один конец сыромятной тесемки. Заранее выверенными движениями мы сперва встали лицом к сидящему на помосте государю и его женам, потом – лицом к сановникам и министрам, наконец – лицом к коленопреклоненным евнухам и фрейлинам. Все как в театральном представлении. Тут ведающий казнями старший евнух вместе с начальником министерства наказаний его превосходительством Ваном, переглянувшись, возгласили:

– Начать казнь!

Вот уж и вправду Небо услышало наши молитвы. Сверкающий железный обруч пришелся прямо по голове Сяо Чунцзы, не свободно и не туго. Надели мы засов на него без особых усилий. Выразительные глаза Сяо Чунцзы выглядывали как раз через два отверстия обруча. Нахлобучив обруч на провинившегося, мы с бабушкой Юем отступили на шаг, натянув сыромятные тесемки. Сяо Чунцзы еще лепетал:

– Братцы… Братцы… Доставьте радость…

До него ли было кому-то в этот момент! Твой отец смотрел на бабушку Юя, бабушка Юй смотрел на твоего отца, мы понимали друг друга без слов и лишь чуть кивнули друг другу. В уголках рта бабушки Юя заиграла легкая улыбка – его привычное выражение при выполнении работы. Он палач благовоспитанный. Легкая улыбка – сигнал к действию. Мускулы руки твоего отца тут же напряглись, но лишь немного, и сразу чуть расслабились. Профану эти наши напряжения в основном незаметны, но на самом деле бечевка все время должна натягиваться… Сяо Чунцзы издал странный звук, пронзительный и высокий, превосходящий по громкости волчий вой в зверинце. Мы понимали, что государю и его женам этот звук понравился, и стали потихоньку натягивать и отпускать бечевку – это было не столько убиение человека, сколько извлечение музыкантом-виртуозом увлекательных звуков из своего инструмента.

Этот день пришелся как раз на осеннее равноденствие. Голубое небо, яркое солнце, вокруг красные стены и глазурованная черепица, все ослепительно сверкало, как огромное зеркало, отражающее небо и землю. Неожиданно я почувствовал бьющее в нос зловоние и тут же понял, в чем дело: этот ублюдок Сяо Чунцзы еще и наделал себе в штаны. Твой отец украдкой окинул взглядом помост и увидел, что глаза государя