– На самом деле, когда служишь, все можно свести к одному слову: преданность! Хозяин обращает на тебя улыбку – задирать нос не надо. Пнет – тоже обижаться не стоит. Такие люди, как начальник Цянь Дин и Цзэн Гофань, спустились они к нам с небес или переродились из драконов и змей? Они вообще не такие, как мы, слабые существа. Что собой представляет Цзэн Гофань? Он – переродившийся удав. Все говорят, что у этого почтенного человека был лишай. Заснул он как-то, а поутру слуги вытащили у него из-под одеяла кусок белой кожи. Начальник Цянь как-то потихоньку сообщил мне, откуда это берется. Ясно, что это драконы и змеи показывают свою истинную сущность. А что представляет собой начальник Цянь? Вам скажу, только вы никому не рассказывайте: в другой вечер мы с начальником так заболтались, что там же, в Западном цветочном павильоне, и уснули на
Народ, затаив дыхание и побледнев, вкушал каждое слово, изливавшееся изо рта Ли У. Тот опрокинул чарку вина:
– Только тогда я понял, почему борода начальника Цяня такая пышная! Это от тигра!
Сунь Бин выбил трубку о ножку стола, потом, надув щеки, продул отверстие. Засунул трубку под мышку и стал двумя руками приглаживать бороду, как на сцене, разведя локти в стороны, торжественно и непринужденно. И затем выразительно произнес тоном, с которым исполнял арии бородатых героев-
– Тупица Ли У, возвращайся к своему хозяину и скажи, что эта его борода не сравнится с порослью у меня меж ног!
3
Ранним утром на следующий день голого Сунь Бина, у которого в животе еще не успела переварится вся свинина, четыре стражника вытащили из-под одеяла и швырнули на пол. Спавшая с ним в одной красной сорочке актриса из труппы, исполнительница ролей героинь Лю Таохун, дрожа, вжалась в угол
– Братцы, скажите, что случилось?
Выкрутив ему руки, двое стражников заставили Сунь Бина встать. Их товарищ зажег лампу на стене. В золотистом свете актер разглядел улыбающееся лицо Ли У и обратился к нему:
– Ли У, мы с тобой и в прежние времена не враждовали и в последнее время не конфликтовали, с чего ты хочешь навредить мне?
Ли У сделал пару шагов вперед, размахнулся и отвесил Сунь Бину оплеуху, которую скрепил плевком в лицо, и выругался:
– Актеришка вонючий, мы действительно никогда не враждовали, но ты злобствовал по поводу начальника Цяня. Твой брат лично подносит начальнику Цяню пиалы с рисом. Так что, прости, приходится тебя арестовать!
– Какая ненависть может быть у начальника Цяня ко мне? – удивился Сунь Бин.
Ли У усмехнулся:
– Память у тебя, брат, короткая! Разве не ты вчера своими устами изрек, что его борода не сравнится с порослью у тебя между ног?
– Ли У, – проговорил Сунь Бин, не сводя с того глаз, – ты человека грязью обливаешь! Когда это я мог говорить подобные слова? Что я: сумасшедший или дурак говорить такую чепуху?
– Ты и не сумасшедший, и не дурак, – сказал Ли У, – но душу тебе свиным жиром залило.
– Сухое дерьмо к человеку не липнет, – отозвался Сунь Бин.
– Сам сделал, сам и ответ держи! – рявкнул Ли У. – Одеваться будешь или нет? Не желаешь, так иди голым, быстрее все провернем. Нам тут некогда чесать язык с тобой, поганым актеришкой. Вот и покажешь сразу начальнику Цяню, сколько у тебя волос между ног!
4
Под тычками стражников Сунь Бин, спотыкаясь, вошел в судебный зал управы. Голова слегка кружилась, все тело ныло и пылало от множества ран. Он провел в заключении три дня. На теле у него копошились клопы и вши. За три дня тюремщики выволакивали его из камеры шесть раз, всякий раз с черной повязкой на глазах. На тело дождем падали удары плетьми и палками, после чего его тыкали обратно в стенку, как слепого осла. За три дня тюремщики потчевали его только раз мутной водой да одной чашкой прокисшего риса. Сунь Бина мучали невыносимые голод и жажда, все тело болело. Клопы и вши всю кровь ему наверняка успели высосать. Он видел, как эти маленькие кровососы поблескивают на стене целыми гроздьями, как пропитанные маслом пшеничные зерна. Он чувствовал, что не выдерживает, еще три дня, и точно помрет здесь. Он уже пожалел, что ради минутного удовольствия высказал слова, которые говорить не следовало. Пожалел и о том, что схватил ту тарелку свинины. Очень хотелось отхлестать свои щеки как следует, чтобы наказать себя за брань, которая натворила столько бед. Но стоило ему поднять руку, как в глазах помутилось, рука затвердела, как железная палка на морозе, заболела и тяжело свесилась с плеча, как бычье ярмо.