Смерть пэра

Наконец она осталась одна. Пол качался у нее под ногами, как будто море, которое пять недель властвовало над девушкой, не так легко отпускало ее. Оно напоминало о себе физически, и это было очень странно, потому что путешествие казалось уже страшно далеким. Роберта принялась распаковывать вещи. Платья, которые она покупала в Новой Зеландии, перестали ей нравиться, а дела и проблемы Миногов заняли ее настолько, что о собственных она думать не могла. За последние четыре года Роберта превратилась из подростка в женщину. Чувства и переживания, которые обычно этому сопутствуют, были нарушены трагедией. Два месяца назад, когда мечты, тоска и порывистость подростка еще не улеглись, погибли родители Роберты. Все ее чувства словно побило морозом. Она переживала свое горе, но скорее разумом, чем сердцем. Позже, немного оттаяв, Роберта обнаружила, что с ней произошло нечто неожиданное: ее чувства, которые она раньше так щедро раздаривала, откристаллизовались, и она поняла, что охладела к большинству своих друзей. Она сделала еще одно открытие: даже по прошествии четырех лет сердце ее принадлежало невероятному семейству, которое теперь жило на другом конце света. Мысли ее вернулись к «Медвежьему углу», и ей очень захотелось оказаться вместе с Миногами. Пусть они рассеянные, неустроенные, достойные порицания — Роберта знала, что они подходят ей. И, как ей казалось, она подходит им. Когда сестра ее отца написала ей и предложила племяннице переехать в Англию и поселиться у нее, Роберта с радостью согласилась, поскольку с той же почтой пришло письмо от леди Чарльз Миног, всколыхнувшее в девушке прежнюю любовь к этой семье. Когда выяснилось, что они должны встретиться снова, ей стало страшно, что они будут относиться к ней как к неприятному напоминанию о прошлой колониальной жизни. Но, увидев на пристани Фриду и Генри, она почувствовала себя увереннее, а теперь, убирая последние свои неэлегантные вещи в ящик комода, где уже лежали бренные останки игрушечной железной дороги, Роберта ощутила странное чувство, словно это она стала гораздо старше, а юные Миноги только вытянулись ростом.

«А во всем остальном, — подумала Роберта, — они ни капельки не изменились».

Дверь открылась, и вошла леди Чарльз. Она уже переоделась. Седые волосы ее сияли и вились мелкими кудряшками, худощавое лицо было почти незаметно напудрено, она выглядела просто восхитительно.

— Как дела, старушка Робин Грей? — спросила она.

— Я так счастлива…

Леди Чарльз включила электрообогреватель, пододвинула к себе кресло, натянула короткую юбку на колени и закурила. Роберта с теплым чувством узнавания увидела все эти признаки надвигающейся задушевной беседы.

— Надеюсь, дорогая, тебе будет не слишком неуютно, — сказала леди Чарльз.

— Шарло, милая, я просто на седьмом небе.

— Нам бы так хотелось, чтобы ты пожила у нас подольше. Какие у тебя планы?

— Понимаешь, — ответила Роберта, — моя тетя очень любезно предложила мне стать чем-то вроде ее компаньонки, но мне кажется, что я должна найти работу. Я хочу сказать — настоящую работу. Так что, если она согласится, я собираюсь стать секретаршей в дирекции магазина или, на худой конец, в какой-нибудь конторе. Я научилась стенографировать и печатать.

— Посмотрим, что можно сделать. Но сперва, разумеется, ты должна хотя бы немного развлечься.

— Мне бы ужасно хотелось хоть немного развлечься, но у меня совсем мало денег. Примерно двести фунтов в год. Так что мне придется очень скоро начать работать.

— Должна сказать, что, по-моему, деньги — ужасная штука, — изрекла леди Чарльз. — Вот пожалуйста, взять хотя бы нас: разве что с медведем по ярмаркам и по миру не ходим, а все потому, что бедняга Чарли никак не может освоить арифметику, чтобы считать деньги.

— Вам нелегко приходится.

— Да ничего, только если обанкротимся, будет очень неловко. Во-первых, Чарли не сможет играть на бегах. Это его единственная радость, и к тому же своему букмекеру он платит! В том, чтобы не платить букмекеру, есть что-то настолько вульгарное… а что они вытворяют с людьми — просто позор!

— А что они такое вытворяют?

— По-моему, объявляют о твоих беговых долгах в Сэндаупс[5] и трубят во все фанфары, чтобы только привлечь к тебе всеобщее внимание. Или это только с масонами так делают? Ладно, не будем на этом останавливаться, потому что это единственное, что нам не грозит.

— Шарло, но вы же и не такие барьеры брали.

— Ничего подобного пока не было. Это не барьер — это гора.

— Как все это получилось?