Тем не менее Иван Васильевич мучительно вспоминал подробности последних разговоров, подспудно понимая, что кто-то или что-то подталкивает его к разгадке самого главного вопроса и никак не мог вычленить среди информации главного. Окружающий пейзаж он воспринимал, как очень удачный мираж и не относился к новому изменению действительности серьезно. Оставался еще один прием, который Пинягин держал в запасе, но пока опасался его применять.
Пока же он решил провести показательный опыт и старательно зажмурился, терзая давно заснувшее воображение. Затем он повернулся назад и с удовлетворением обнаружил уютную плетеную качалку, в которую немедленно пристроил свое грузное тело. Почти час он бездумно раскачивался, поглядывая на океан без единого кораблика, а затем робко позвал:
— Бонус!
Тут же к нему подошла официантка в старомодной заколке и кружевном переднике.
— Что надумали, Иван Васильевич?
Пинягин, задумчиво глядя на бликующие волны, решительно произнес:
— Я бы хотел побыть здесь, как все.
— То есть на полные четыреста?
— Да. Теперь я понимаю, откуда взялся такой срок. Вы знаете… Кстати, как вас зовут?
— Э… Клара. Пусть Клара. Вам нравиться?
— Красивое имя. Вы знаете, не хочется являться к Нему с подгаженными штанами. А за это время, глядишь, и мысли умные появятся. Вот вы скажите, а есть ли такие, которые были к этому готовы? Я уже понял, что это не те, что всю жизнь иконам кланялись да милости просили.
— Я рада за такое начало. А о тех, кто готовился — видите ли — они делали это совершенно напрасно..
— Можете не продолжать. Тогда принятое решение кажется мне тем более верным. Скажите, Клара, чем же я заслужил такое повышенное внимание к себе? Неужто тем, что попросил всего три дня?
— Тут иное, Иван Васильевич. Ваш внук Владимир внесет заметный вклад в историю своей страны, вот и…
— То есть лично моей заслуги в происшедшем нет.
— Увы.
— Я понял. Жил кое-как и помер по-дурацки. По- настоящему ни близких, ни друзей, а вот гляди — нечаянно искру зародил. И все же раз есть чистилище, значит…
— Есть преисподняя. Тут все в силе самоубеждения. Если вы убеждены в существовании ада, будет вам ад. У каждого- свой ад, но Создатель справедлив — и свой рай тоже. Собственно, я к вам приставлена только для этого сообщения.
— А вот этот, головастый, Абрам Леонтьевич, уверял, что можно вернуться назад, в смысле на Землю.
— Абсолютно верно. Выбирайте место, пол, страну, социальный статус и все. Вот только..
— Неужто я не понимаю. Не хотелось бы опять с суконным рылом в калашный ряд. Только за это время на Земле много воды утечет.
— Вот за это не беспокойтесь. Время — штука тонкая. Есть ли еще пожелания?
— Дальше я сам.
Пинягин сотворил стакан холодного апельсинового сока с трубочкой и погрузился в размышления. Затем он прикрыл глаза и без всяких ритуальных манипуляций очутился в глинобитном городе. По улицам знакомо носились пыльные смерчики с вкраплениями разноцветного мусора. Ощутимо пованивало тухлятиной.
Решительными шагами механик пересек улицу и подошел к знакомым дверям, превратившимся в рассохшуюся кучку досок. В сенях Пинягин задержался, а затем вышел назад. В полминуты он сотворил из ничего входные филенчатые двери из сосны, а затем, расщедрившись, поменял творение на кедровое. Покрыв поверхность дверей темным лаком, Иван Васильевич удовлетворенно хмыкнул и прошел в комнату, где за столом самозабвенно строчил Илья Исаевич.
— А, это вы, — произнес тот, — а я и не надеялся, что увижу вас вновь.
— Исаевич, — подступил к нему Пинягин, — лучше расскажи, что ты рассматривал на небе, если светил нет?
— Уже дошло? — ухмыльнулся Илья Исаевич.
— Да. Если начинать, то с самого начала.
Валера, продравший глаза после очередного похмелья, обнаружил у дома чокнутого профессора двух человек, один из которых сидел на крыше третьего этажа с подобием отвеса в руках. Второй человек, в котором Валера опознал механика Пинягина, раскачивал груз на конце веревки, наблюдая за отклонениями движения груза по отношению к прорисованной канавке. Если бы бомж был пограмотней, то угадал бы в этой конструкции прообраз маятника Фуко. Фасад дома чудаков блестел новыми стеклами, бросая блики в чистенький палисадник, обсаженный огненными бархатцами, а рядом с домом стоял здоровенный контейнер на колесах, явно предназначенный для вывоза бытового мусора.
.
-