— Доброе утро! Разве ты не должна быть в школе? — спросила Лунзи, с улыбкой отмечая в девочке напористость и темперамент. В Лоне чувствовалось не только очарование, но и живость. Казалось, это весточка из далекого прошлого собственной семьи Лунзи, а не представительница консервативного альфианского выводка Мелани.
— Сегодня уроков нет, — пояснила Лона, плюхаясь на кушетку рядом с ней.
— Я учусь на технолога по связи, помнишь? Занятия у нас через день. В остальные дни практика: или на фабрике, или в системе телерадиовещания. Я устроила себе выходной.
— Понятно, — хмыкнула Лунзи, оглядываясь вокруг. — Ума не приложу, куда все подевались?
— Мелани только что отправилась по магазинам. Далтон обычно работает дома, но сегодня утром у него какая-то встреча. А где Ти?
— Пока спит. Его режим жизнедеятельности установился под воздействием графика дежурств, а смена начинается позже.
Лона затрясла головой:
— Пожалуйста, не трудись объяснять детали. Терпеть не могу биологию. Я ведь специализируюсь в области коммуникационной инженерии. Ах да, Мелани оставила тут тебе кое-что посмотреть. — И Лона протянула ей сверток, запакованный в черный полиэтиленовый пакет.
Лунзи с любопытством принялась разворачивать упаковку и обнаружила внутри пластиковый футляр с собственным именем на крышке.
— Это все Фионы. Она оставила, когда уезжала, — пояснила Лона, заглядывая через плечо открывавшей коробку Лунзи. Футляр был полон двух-и трехмерных снимков.
— Это все её детские портреты! — ахнула Лунзи. — И мои тоже. А я-то думала, что они потерялись! — Она перебирала снимки один за другим, не переставая восторженно восклицать.
— Нет, не потерялись. Мелани сказала, что Фиона привезла все это с собой на марсианскую Базу. Мы не знаем почти никого из этих людей. А ты кого-нибудь помнишь?
— Это ваши предки и некоторые наши старые друзья. Садись, я расскажу тебе. Ох, черт, ты только взгляни на это! Это я в четыре года. — Лунзи вглядывалась в маленькую двухмерную картинку. Она уселась на диван и поставила коробку на колени.
— Волосы торчат у тебя точь-в-точь как у Гордона, — показала пальцем Лона, хихикнув.
— У него они выглядят получше. — Лунзи положила снимок обратно в футляр и извлекла следующий. — А это моя мама. Она тоже была врачом. Она родилась в Англии, на старой Земле. Самый настоящий сассенах из тех, что когда-либо бродили в долинах Йоркшира.
— А что такое «сассенах»? — поинтересовалась Лона, разглядывая фотографию миниатюрной белокурой женщины.
— Слово из старинного диалекта, означающее вздорного англичанина. Моя мать была старой закалки. Именно она пристрастила меня к Редьярду Киплингу, который навсегда остался любимым моим писателем.
— Тебе доводилось даже встречаться с ним?
Лунзи рассмеялась:
— О нет, детка. Давай-ка посмотрим, который сейчас год?
— Шестьдесят четвертый.
— Так вот, в следующем году будет тысячелетие со дня его рождения.
Лона была поражена.
— Ого, вот это древность!
— Пусть это не отвращает тебя от чтения его книг, — предостерегла её Лунзи. — Он слишком хорош, чтобы прожить жизнь, не узнав его. Киплинг был мудрый человек и великолепный писатель. Он писал приключенческие повести, истории для детей, стихи. Но что я люблю больше всего, так это его проницательность и способность видеть жизненную правду в любой ситуации.
— Я поищу в библиотеке что-нибудь из его вещей, — пообещала Лона. — А это что за мужчина? — спросила она, указывая на фотографию.
— Это мой отец. Он был учителем.
— Он выглядит славным. Вот бы мне узнать их, как тебя.
Лунзи положила руку на плечи Лоны:
— Ты бы полюбила их. А они от тебя и вовсе были бы без ума.
Они продолжали рассматривать лежавшие в коробке снимки. Лунзи задерживалась на портретах маленькой Фионы и прослеживала по её портретам, как она из ребенка превращалась в зрелую женщину. Попадались снимки покойного мужа Фионы и всех детей. Ларе даже в младенчестве имел столь серьезное, напыщенное выражение, что они захихикали. Лона заглянула в нижнее отделение коробки и протянула Лунзи её университетский диплом.
— Почему твое имя Лунзи Меспил, а не просто Лунзи? — спросила девушка, читая витиеватую характеристику на пергаменте в пластиковой упаковке.
— А что плохого в Меспил? — вопросом на вопрос ответила Лунзи.
Лона презрительно скривила губы:
— Фамилии — варварский обычай. Они побуждают людей составлять о тебе мнение на основе твоей родословной или профессии, а не по твоему поведению.
— Ты хочешь правдивый ответ или тот, который предпочел бы дядя Ларе?
Лона плутовски усмехнулась. Очевидно, она разделяла мнение Лунзи, что Ларе — напыщенный старый чудак.
— Так какова же правда?
— А правда такова, что в студенческие годы я некоторое время состояла в связи с Сионом Меспилом. Это был обаятельнейший человек ангельской красоты, учившийся на медицинском факультете в то же самое время, что и я.