Смерть по объявлению

— Очень хорошо, милорд… Я никого не вижу, но ручаюсь, что, открывая дверь мистеру Толбою, слышал звук шагов этажом ниже.

— Весьма возможно. Ну, этого не исправишь. Пригласи его.

— Очень хорошо, милорд.

Вошел молодой человек, и Уимзи поднялся, чтобы приветствовать его.

— Добрый вечер, мистер Толбой.

— Я пришел… — начал Толбой, а затем внезапно замолчал. — Лорд Питер, Брэдон, ради всего святого, который из них вы?

— Оба, — ответил Уимзи серьезно. — Почему бы вам не присесть?

— Спасибо, я лучше… Я не хочу… Я пришел…

— Вы выглядите довольно уставшим. Я действительно думаю, что вам лучше сесть и выпить чего-нибудь.

Ноги Толбоя, казалось, подкосились, и он сел, не протестуя.

— И как продвигается без меня рекламная кампания "Виффлетс"? — поинтересовался Уимзи, наливая ему неразбавленного виски.

— "Виффлетс"?

— Не важно. Я только спросил у вас об этом, чтобы доказать, что я действительно Брэдон. Выпейте это сразу. Так, вам лучше?

— Да. Простите, что я сам себя одурачил. Я пришел к вам…

— Вы пришли, чтобы выяснить, сколько я знаю?

— Да… То есть нет. Я пришел, потому что я не мог дольше держаться. Я пришел, чтобы все рассказать вам.

— Подождите минуту. Есть нечто, что я сначала должен сообщить вам. Теперь это все ушло из моих рук. Вы понимаете? Собственно говоря, я не думаю, что вы много можете открыть мне. Игра закончена, старина. Я сожалею. Я действительно сожалею, потому что я думаю, что вы пережили ужасное время.

Толбой сильно побледнел. Он взял в руки второй бокал, а потом произнес:

— Ну, я даже рад в каком-то смысле. Если бы не моя жена и ребенок… О господи! — Он закрыл лицо руками и замолчал.

Уимзи подошел к окну и посмотрел на огни Пиккадилли, бледные в летних сумерках.

— Я был ужасным дураком, — сказал Толбой.

— Большинство из нас таковы, — заметил Уимзи. — Я чертовски сожалею, старина.

— Послушайте, — начал Питер, — вы не должны ничего мне рассказывать, если не хотите. Но если намерены это сделать, я хочу, чтобы вы понимали, что это, на самом деле ничего не меняет. Я имею в виду, если вы хотите облегчить душу, я не думаю, что это каким-либо образом причинит вред вашим делам.

— Я бы хотел все рассказать вам, — сказал Толбой. — Я думаю, вы сможете понять. Я отдаю себе отчет в том, что теперь все кончено, как бы то ни было. — Он помедлил. — Скажите, что навело вас?

— Письмо Виктора Дина. Вы помните его? То, в котором он угрожал написать Пиму. Он показывал его вам, я думаю.

— Маленькая свинья. Да, он показывал. Он не уничтожил его?

— Нет, не уничтожил.

— Понятно. Ну, я лучше начну с начала. Это все началось около двух лет назад. Я был в довольно трудном положении и хотел жениться. Я проиграл деньги на скачках, и дела у меня шли не очень хорошо. Потом однажды вечером я встретил человека в ресторане.

— В каком ресторане?

Толбой сказал название.

— Он был средних лет, обычный человек. Я никогда больше не видел его с тех пор. Мы заговорили об одном, потом о другом: о том, как не хватает денег и так далее, и мне довелось упомянуть, где я работаю. Он, казалось, немного задумался после этого и задал много вопросов по поводу того, как составляются рекламные объявления и отправляются в газеты и позволяет ли моя должность знать заранее, каким будет заголовок. Ну, я объяснил, что заголовки на некоторые товары мне известны, такие, например, как "Нутракс", а на другие — нет. Затем этот мужчина упомянул "Морнинг стар" и поинтересовался, когда я узнаю об этих заголовках; я сказал, что во вторник днем. Затем он неожиданно спросил меня, не помешает ли мне дополнительная тысяча в год, я ответил: "Не помешает? Проводите меня к ней". Затем он сделал мне свое предложение. Это звучало довольно невинно. Было совершенно очевидно, что это какой-то грязный трюк, но то, как его подавали, не выглядело криминальным. Этот человек сказал, что, если я буду давать ему знать каждый вторник первую букву заголовка для следующей пятничной газеты, мне за это будут хорошо платить. Конечно, я создал большой ажиотаж по поводу неразглашения конфиденциальной информации и так далее, и тогда он повысил свои условия до двенадцати сотен. Это звучало чертовски соблазнительно, и я не мог понять, хоть убейте, как это могло навредить фирме. Поэтому я согласился, и мы условились с шифром…

— Я все знаю об этом, — сообщил Уимзи. — Это очень оригинально и одновременно просто. Я полагаю, он сказал вам, что адрес был просто "почтовым ящиком".

— Да. Разве не так? Я ходил посмотреть это место однажды; это была табачная лавка.

Уимзи кивнул:

— Я был там. Это не совсем "почтовый ящик", в том смысле, в котором вы имеете в виду. Дал ли этот человек вам какое-либо объяснение своей довольно необычной просьбы?

— Да, дал, и, конечно, я не должен был иметь дело с ним после услышанного. Он сказал, что ему нравилось заключать нечто вроде пари с некоторыми его друзьями по тому или иному поводу, и идея заключалась в том, чтобы спорить насчет первой буквы заголовка каждой недели…