— Ее нашла девушка Мистерио. Она просто лежала там, — сказал Большой Боб. — Самое тяжелое зрелище в моей жизни, а я-то уж повидал всякого.
Его голос звучал надтреснуто не из-за плохой связи. Это было искреннее горе, и я никогда прежде не слышала ничего подобного от этого жесткого человека. И могла бы не услышать за всю жизнь.
Но я его понимала.
Руби была одной из первых цирковых, с кем я столкнулась, когда подростком пришла к Харту и Хэлловею в поисках убежища. Помню, как она стянула с меня замызганную кепку и сморщила нос.
— Могу поспорить, если тебя как следует оттереть, под этой грязью обнаружится симпатичная девушка.
Меня впервые назвали девушкой, симпатичной или нет — уже не важно.
Ее все любили. Как же иначе?
За исключением того, кто использовал ее вместо подставки для ножей.
— Цирк по-прежнему в Стоппарде? — спросила мисс П.
— Пока тут, да, — ответил Большой Боб. — Во вторник мы давали первое представление. Мы рассчитывали провести здесь две недели, до следующего воскресенья. Потом едем в Шарлотту. Дольше задержаться не можем. Контракты подписаны, а подписанные контракты в наше время редкость.
Дело было в четверг. А значит, у нас есть десять дней, прежде чем место преступления и все вокруг него упакуют и увезут из города.
— И власти позволят вам уехать? — спросила мисс П. — Удивительно, что они дают стольким… — она чуть не сказала «подозреваемым», но придумала формулировку получше, — людям, близким к жертве, уехать до того, как дело будет завершено.
— Шеф полиции немного пошумел по этому поводу, когда появился в первый раз. Но этим утром изменил мнение. Сказал, что мы можем уезжать.
— А что изменилось? — поинтересовалась мисс П.
На другом конце провода только потрескивали помехи.
— Мистер Хэлловей?
— Да он поймал кое-кого на крючок, — ответил Большой Боб. — Уилл? Ты еще на линии?
— Я здесь.
— Мне не хочется огорчать тебя, но… они арестовали русского. Его держат в каталажке со вчерашнего утра. Официальные обвинения предъявили только сегодня утром.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить новость.
— Калищенко? Полиция считает, что он убил Руби?
— Да.
— Какого черта?
— Его нож был у нее в спине.
Опять потрескивающая тишина.
Валентин Калищенко был настоящим старожилом цирка Харта и Хэлловея — метатель ножей, глотатель шпаг, пожиратель огня и один из моих цирковых наставников. Я бы не сказала, что Русский Псих был мне как отец — это было бы слишком. Скорее как постоянно пьяный дядюшка, который позволял мне играть с острыми предметами с самого нежного возраста.
— Это же ничего не значит, — сказала я, потянув за колтун в волосах. — У него сотни ножей.
— Конечно, — согласился Большой Боб.
— И он вечно их повсюду разбрасывает.
— Конечно.
— А что насчет отпечатков пальцев? — спросила я. — На ноже нашли отпечатки?
— Вроде только смазанные. Я слышал разговоры копов. Вроде как на рукоятке такая обмотка, что четких отпечатков не остается.
— Значит, его нож и нет отпечатков. То есть ничего. Что еще у них есть?
— Не хочу говорить об этом по телефону, — сказал Боб. — Ты же знаешь, какие они, эти маленькие городки. Никогда не можешь быть уверен, что это не групповой звонок.
Мисс Пентикост откашлялась, глотнула медовухи и спросила:
— И что вы собираетесь делать, мистер Хэлловей?
— Что я собираюсь делать?
— В телеграмме вы просили помощи. Какой именно?
— Я хочу, чтобы вы узнали правду о том, кто убил Руби!
— Вы не верите, что виновен мистер Калищенко?
Последовала не то чтобы тишина, но определенно пауза.
— Я… э-э-э… не хочу сейчас в это вдаваться, но здесь явно играют холодной колодой. Копы торгуют алиби направо и налево. Но вряд ли истина есть у них в ассортименте.
Мисс П. опять покосилась на меня.
— Колода, подтасованная под стопроцентный выигрыш, — объяснила я. — Но игра идет по-настоящему, так что за руку не поймаешь.
— Я не пытаюсь прокатиться зайцем, — сказал Большой Боб. — Могу нанять вас официально.
— Пожалуйста, оставайтесь на линии, мистер Хэлловей.
Она прикрыла трубку рукой и велела мне сделать то же самое.
— Итак?
— Итак.
— Что вы думаете? — спросила мисс Пентикост, откидываясь на спинку кресла.
— Перефразируя вас, у меня недостаточно фактов, чтобы ответить на этот вопрос.
— И то верно, — согласилась она. — Тогда давайте уточним вопрос. Мистер Калищенко способен на убийство?
— Не то слово.
Она приподняла одну бровь.
— Любой способен на убийство, — напомнила я. — Я и сама способна. И вы. Конечно, при определенных обстоятельствах.
— И определенные обстоятельства в случае мистера Калищенко… это?
Я задумалась.
— Самооборона, — предположила я.
— Это очевидно. Что еще?
— Защита кого-то, — добавила я. — Например, его семьи.
— Семьи?
Воспоминания нахлынули и чуть не накрыли меня с головой. Придорожная забегаловка где-то по другую сторону Аппалачей. Дышащий мне в лицо пивом громила, грубые руки, сжимавшие меня так, что не оставалось воздуха в легких. А потом Калищенко со своими ножами и много крови.