Смерть под старой ивой. Приступ жадности

– К вам, к вам! Здравствуйте! Как вы, кстати! Я, знаете ли, прибыл репортаж делать про бега, тотализатор, а редактор, такой массовик-затейник, хоть бы дал время на подготовку. Лети, говорит, твори. А я, видите ли, лошадок-то на картинках видел, городской я. Теперь, видите, только и хожу с открытым ртом, куда любоваться – никак не пойму.

– Про скачки, – поправил мягко толстяк.

– Что, простите?

– Про скачки репортаж, говорю. Ну-с, если хотите, буду очень рад вам помочь. Вы не тушуйтесь, у нас тут запросто. Зовут меня Иван Иванович, с кем имею честь?

– Лев Иванович, можно Лева, – легко разрешил Гуров, понимая, что чиниться тут не перед кем.

– Почти братья, значит. Да-с, тут у нас есть на что поглядеть! Места прямо-таки лермонтовские. Я сам тут, страшно сказать, почти полвека. Последние двадцать лет – на военной пенсии, а впервые на ипподром дедуля привел, я еще пацаненком был. Помнится, дедуля, царствие ему небесное, программку мне на удачу сунул, я ему несколько раз подсказал, на кого ставить, так он мне с выигрыша пару коньков купил, вот как.

– Надо же! И вот с тех пор и пошло-поехало. И теперь так же везет?

– Что вы! Так больше и не повезло. Да и какие теперь ставки? Вот в советское время поигрывали, можно было немало взять. Как раз тогда я однажды тысячу выиграл, это когда хорошей была зарплата в восемьдесят рубликов. Прокатились с супругой по Москве, по Ленинграду, в Горький… Н-да-с, ну а теперь хороший выигрыш – это тысяч десять.

– Надо же, а мне наболтали, что букмекеры много выплачивают.

Усатый Иван Иванович чуть заметно поморщился:

– Ну, букмекеры – это особый разговор. Все эти конторки – это, знаете ли, для неумных, которым за копейку Рафаэля подавай, на грош пятаков да еще и кепочку. У нас, Лева, везунчиков на трибунах не бывает. Тут каждый разбирается и в лошадях на уровне не ниже зоотехника, и в тренинге на уровне не ниже мастера спорта. Не меньше! Ну, и аналитика, конечно, и информация, все мы хорошо знаем и животных, и жокеев, и тренеров.

– Ну да, жокей-то, конечно, имеет значение.

– Конечно, и колоссальное. Сейчас, разумеется, таких, как Насибов, нет, но есть другие, и класс ощущается. Да, от класса жокея все зависит, от характера, харизмы, можно сказать. Вы вот, Лева, близко подойдете к незнакомой лошади?

– Пожалуй, что нет.

– Вот, а жокей – вот этот чудо-богатырь на полсотни кило, моя собака больше весит, – узнает, на какой лошади стартует, непосредственно перед скачкой. Не ему решать, на ком выступать, этот вопрос решают тренеры. Вот и получается, что жокей видит того, с кем будет биться за приз, своего боевого друга, так сказать, впервые в жизни – вон там, видите? Это паддок, отсюда кони скачут на место старта.

– Надо иметь мозги и характер, чтобы вот так, на незнакомой лошади… – кивнул Гуров, старясь представить объем задачи.

– Во, представляете, сила. Есть у тебя десять минут, будь любезен за это время найти общий язык с лошадью. Да не той, что всю жизнь в телеге и ко всему привычна, за кусок сахара, а то хлебушка родину продаст, а той, у которой предки знатнее английской королевы, характер соответствующий. Кровь кипит! Да, на то ты и жокей. Должен уметь с любым управиться, это его работа, одна из двух главных вещей.

– А вторая?

– Держать вес. Смотрите, какие чудо-богатыри, – Иван Иванович кивнул на толпу худощавых карликовых парней с седлами, – это они на взвешивание. Каждый – не более пятидесяти трех кило, это я вам без весов могу сказать. Есть определенные правила по расчету веса, который будет нести каждая из лошадей в той или иной скачке.

– Но как жокей может знать, сколько ему весить, если он не знает, на какой лошади стартует?

– Нет, обычно он все-таки кое-что да знает. Предположим, в это воскресенье он в одном из заездов стартует на двухлетке. Следовательно, вес должен быть не более пятидесяти трех кило. Ходят в баню, потеют, голодают…

– Мочегонное принимают, – поддакнул Гуров.

– Что вы! Диуретики давно запрещены.

– Ну, хорошо, а вот если в других заездах не двухлетки – тогда как?

– Трехлетки несут по пятьдесят пять кило, а лошади постарше – пятьдесят восемь с половиной. Ну а если жокей чрезмерно похудел, то просто берет более тяжелое седло.

– Понимаю. А вот если схитрить, подложить что-то?

– Что подложить-то?

– Какой-нибудь груз на взвешивании, ну а потом, перед стартом, незаметно сбросить.

– Лева, у вас весьма примитивные представления о системе контроля на ипподроме, – снисходительно заметил Иван Иванович. – Взвешивание у нас не только до, но и после скачки, и если выясняется разница более четырехсот граммов, то прощай, победа. Результат аннулируется.

– Очень интересно. Но как-то все очень выверенно, все учтено, что ли. Неужели нет места случайностям? Случайности-то вы как, учитываете?