Смерть под старой ивой. Приступ жадности

По мере того как размеренно, спокойно звучал голос сыщика, в лице Мацука как бы что-то прояснялось, как будто с грязного, испоганенного окна постепенно, слой за слоем, смывали скверну, и вот уже совсем немного – и забрезжит сквозь стекло хотя бы какой-то свет. Но, к сожалению, ничего подобного не произошло.

– Единственное, в чем меня в самом деле можно обвинить, – это в хранении оружия и покушении на вашу жизнь, – процедил сквозь зубы Сергей. – Да, в этом вы правы. Покушался, ибо психанул. Хотите – предъявляйте, ваше право. Что, думаете, я вам ноги целовать буду?

– А кто тебе сказал, что мне это надо?

Мацук встал, прошелся туда-сюда, разминаясь. Гуров невольно подумал, как же не похож этот человек на компьютерного гения – ловкий, сильный, жилистый, ни одного лишнего движения, каждое выверено.

«А ведь мне чертовски повезло тогда, в Раушене. Ох, если бы не Станислав…»

– Не волнуйтесь за меня, Лев Иванович, – хмуро начал Сергей-Константин. – Я тут надолго не задержусь. Есть, знаете ли, люди, которые и меня, несуществующего, уже за жабры держат. И не обращайте внимания на мои грубости – находит иной раз. За ваше доброе ко мне отношение я вам очень благодарен, потому что мало чего-то подобного в жизни видел. Только немного мне осталось – вот уж не могу сказать, тут или вообще на земле. Простите, если в чем виноват лично перед вами.

…Гуров вернулся обратно на пост. Станислав с дежурным играл в шахматы.

– Ну как, исповедник с «наганом»? Было интересно и полезно? – спросил Крячко, задумчиво покачивая рукой, в которой держал шахматную фигуру.

– Не ставьте, Станислав Васильевич, – предупредил дежурный, весьма довольный собой. – Не дам переигрывать.

– Нехороший ты человек, Соловьев, – горько констатировал Крячко. – Лева, ну что, как, заяву-то будешь подавать?

– Нет, не буду, – сказал Лев Иванович.

– Поня-я-я-ятно, – протянул Крячко. – Снова психология и выявление личных мотивов…

– Шах, – сообщил Соловьев.

– Ну что ж такое, а! – возмутился полковник. – А во-от так?

Ответ был кратким:

– Мат.

– Все, – решительно сказал Крячко, смешивая фигуры, – пошли отсюда.

– Шахматы бы оставили, товарищ полковник. Сто лет ведь не играл, – попросил дежурный с ноткой издевательства в голосе.

– Не оставлю, – буркнул Станислав, – а то поведешься вон, пойдешь к задержанному играть, так он тебя за игрой-то этой и проклянет на три поколения – выиграешь ли, проиграешь – все едино.

– Да вы что?

– Не человек – зверь, – уверил Крячко. – Ладно, господин полковник, давай по домам.

Глава 10. Последняя

В понедельник Гуров, вызвав врача, получил больничный на пять ближайших дней и три из них провел за едой, чтением и сном. На четвертый заехал Крячко, привез продуктов и последние новости:

– Да-а-а-а, болящий ты наш, вовремя ты свалился. Друг наш, который Мацук, он же Станиславский…

– Алексеев.

– Неважно… ну вот, как ты ушел, через четыре часа в аккурат нашли его холодным, как судака.

– Шутишь? – переспросил Гуров.

– Кой леший мне шутить? – ответил Крячко. – Меня-то там, сам понимаешь, не было. Однако, судя по рапортам, скончался. Какая-то врожденная хрень разорвалась. Ну, неважно. Короче говоря, помер наш Мацук, он же Алексеев.

– Ну, ему не привыкать, – вяло ответил Лев Иванович.

– Ты наконец стал циником, – с удовлетворением констатировал Станислав, распаковывая пакет от родной супруги. – Как насчет пирогов?

– Давай.

…Через пять дней выяснилось, что дело о якобы получении взятки полковником Гуровым Львом Ивановичем выеденного яйца не стоит. Со слов Верочки, генерал Орлов побывал-таки на ковре, но вернулся в приподнятом настроении. Звонок о том, что можно прекращать болеть и выходить на работу, по крайней мере, поступил не от внука, а от самого генерала.

– Да, Лева, дела просто огонь. По поводу вашего этого арестанта такая переписка завелась, что ты! Тут тебе и ФСБ, и СВР, и чуть ли не Гидрометцентр…

– Это вы шутите?

– Ясное дело. Ну, в общем, ажиотаж. Тут выяснилось, что клиент ушел в мир иной, и все стихло. И дело твое тоже. Я попытался прояснить ситуацию: отмахнулись, мол, человек, похожий на Гурова, – да мало ли, кто это быть может.

– Что в докладной писать?

– Бог с тобой. Ничего писать не надо. Я же говорю – чист как стеклышко. Все, Лева, хорошо, что хорошо заканчивается.

Ближе к вечеру первого рабочего дня на гуровский телефон поступил звонок от Нассонова с просьбой о встрече. На нее глава «Своей игры» приехал на «Мерседесе», за рулем сидел сам, на заднем сиденье расположилась хрупкая зеленоглазая блондинка, в очках и с ноутом.

– Невеста моя, Оля, – представил Аслан, – через месяц свадьба.

– Гуров, – поклонился сыщик.

– Я знаю, – чуть склонила в ответ женщина голову.

– Лев Иванович, тут вы с Мацуком крупно проиграли, – напомнил Аслан.

– Да, в самом деле. Сколько мы тебе принесли-то?

– Ну, под полтора миллиончика, за вычетом полтинника этой мелкой заразе.

– Только не трогай ее, пожалуйста, – попросил Лев Иванович.

Нассонов пообещал.