– Простите, простите, любезный Лев Иванович! Никто никого никуда не ставит.
– Арутюнов.
– И снова не согласен. Не я же его со скалы столкнул. Посмотрите на меня и вспомните его – слон и моська.
– А как же ставки?
– Лев Иванович, вы же правовед. А что сказано в нашем с вами Гражданском кодексе? – Он поднял глаза к потолку, точно припоминая: – Предпринимательской считается самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли. Все верно?
– Верно.
– Я сыграл – и выиграл. Он систематически осуществлял – и проиграл. В чем же я виноват?
– Одно дело – ставить на случай, на то, что может быть и что не может. И совсем другое – это когда ты сам, своими руками под себя моделируешь реальность.
– Лев Иванович, Лев Иванович… – с укоризной протянул Мацук, – так ведь человек, он тем и отличается от прочих животных, что под себя среду подстраивает. Это только обезьяны японские задницами в горячих источниках сидят, а люди отопление налаживают.
И снова у Льва Ивановича возникло поганое ощущение пребывания в аквариуме, в состоянии подопытной рыбки – вот пошел электрический разряд или просто неведомая сила, и заметалась, нарезая круги, рыбешка, голося неслышно.
– Что, трудно против рожна-то переть? – спросил Мацук, откровенно наблюдая за сыщиком. – И потом, вот вы говорите – заставлять людей что-то делать. Так я вас, например, и не заставлял. Вы сами поверили, что жена ваша, Мария, женщина исключительного ума, бросит вас только из-за того, что в несуществующем аккаунте вы целуетесь с этой как бы адвокатессой.
– Я не поверил.
– Поверили. Вы коньяк-то пили, стало быть, поверили.
Гуров скрипнул зубами.
– Или, скажем, кто-то, – изрядного ума! – вложил недоумку Аслану в карман шприц этот. Кто это? Откуда взялся? Сам бы он ни за что не допетрил. Стало быть, нельзя человека закрутить-заставить-задурить, если он сам не хочет, а? Асланчика-то кто пить заставлял? Неужели я?
– Ты его отравить пытался.
Мацук на глазах съежился, постарел, принял какой-то постный, торжественный вид и, когда заговорил, даже зашамкал по-стариковски:
– Я, сударь вы мой, сам долгое время лечился от винопития и привез другу детства капельки, чтобы соблазну противостоять. С молитовкой в рюмочку двенадцать капелек – по числу апостолов, – и никаких соблазнов! Раз-другой – и от одного запаха воротить будет. Хорошие капельки, в лавках без рецептов продаются.
– Браво, Мацук.
– Алексеев, – поднял тот палец.
– Да все равно. В таком случае, если никто ни в чем не виноват, по какому праву ты сам мстишь невинным людям?
Мацук прищурился:
– Кому это?
– Ну как кому – Аслану, Рустаму, отцу Федору. Если они не виноваты.
Лицо задержанного перекосилось, налилось страшной злобой, потеряв мало-мальски людской образ, словно вылезла на поверхность та самая сущность, которой кишмя кишела, переполнена была душа этого несчастного человека.
– Имя этого при мне не упоминай, – прорычал он, скалясь волком, – он-то во всем и виноват, святоша хренов. Он специально выждал до нуля часов одной минуты, знал, паскудник, все знал – и своих выгораживал…
Спохватившись, Мацук провел руками по лицу, точно снова натягивая маску.
– Лев Иванович, – снова заговорил он прежним голосом, – но вы же не будете отрицать, что протоиерею Федору, он же Тугуз… Кстати, знаете, что это слово значит на адыгейском? Волк. Вот такой вот Тугуз, в овечьей шкуре. Ну да ладно. Вы же не будете утверждать, что отца Федора я пальцем не тронул?
Гуров покачал головой:
– Нет, не буду.
– Ни волов его, ни рабов его, ни близких, ни детей – я точно никого не трогал? – уточнил он.
– Он очень любил Арутюнова и Нассонова.
– Ну это его личное дело, – отмахнулся Мацук. – Он как педагог и христианин обязан был всех любить, а любил выборочно. Я-то тут при чем?
– Ни при чем, ты прав, Сергей.
– Константин.
– Сергей, – повторил Лев Иванович. – Я лично желаю говорить с Сергеем. Можно его позвать?
Мацук на мгновение смотрел озадаченно, потом расхохотался:
– Слушайте! Вы не только перечитали старых детективов, вы триллеров пересмотрели! Сергей умер, нет Сергея. Есть Константин, с ним и разговаривайте. Если что-то Сергею передать, так это вам к медиуму какому-нибудь нужно.
– Сергей! – негромко, уверенно повторил Гуров. – Послушай меня, Сергей. То, что ты делаешь, названия не имеет. Это не по-людски. Пистолет твой надежно спрятан, не всплывет. Со своей стороны я не буду заявлять о том, что ты пытался меня убить – человека, лично тебе ничего плохого не сделавшего. Это все, что я могу сделать для тебя, чтобы ты в себя пришел, чтобы перестал свою жизнь тратить на то, чтобы других губить. Подумай. Ты умница, очень образованный человек, талантливый, еще молодой и сильный. Ты много хорошего можешь сделать. Не надо так глупо поступать, так бездарно жизнь свою тратить. Как это там, про таланты, в землю закопанные? Не хуже меня знаешь. Нехорошо.