Смерть под старой ивой. Приступ жадности

– Ну, пора и честь знать, – сказал Гуров. – Отбываем на собственном авто. Так что прощайте, братцы, и не поминайте лихом. И будьте на связи. В случае чего мы поблизости.

Все обменялись рукопожатиями, и Крячко с Гуровым вышли из кабинета. Но через мгновение Гуров вновь оказался в кабинете.

– Вот ведь какая оказия! – сокрушенно сказал он. – Чуть не забыл за хлопотами! Ребята, – глянул он на Лежакова и Курятникова, – а ведь у меня к вам просьба. Огромная просьба. Не откажите, выполните!

– А что такое? – удивленно спросил участковый.

– Да вот, – стал пояснять Гуров, – живет в Антоновой Балке такая старуха – Макаровна. Ты, – глянул он на Курятникова, – ее знаешь. Ты с ней еще ругался и даже ее собачку грозился пристрелить. Ну, вспомнил. Хорошая такая старушка, мудрая и сердечная. А ведь я ее обманул.

– Это как же? – удивился на этот раз Лежаков.

– Да вот так. Из оперативных интересов. Сказал, что я работник социальной службы. И обещал ей помочь. Ну, она и поверила. Вот и получается, что я ей соврал. То есть обещал и не помог. Так уж вы сходите к ней, ладно? Узнайте про ее беды, похлопочите, где надо. Пускай приедут и помогут. Хорошая ведь старушка. И не ругайся с ней больше, Вася. Договорились? И в собачку не стреляй.

– Хорошо, – улыбаясь, сказали в один голос Лежаков и Курятников. – Похлопочем. Помиримся. А собачке преподнесем вкусную косточку.

– Вот и чудно! Ну, прощайте.

Гуров и Крячко вышли из отделения. На улице разгоралось чудесное июльское утро. Было тепло, тихо и солнечно, так что невольно казалось, что никаких ветров и холодов в природе нет и быть не может, а если они где-то и есть, то далеко-далеко, на другом конце земли. А здесь всегда будет июль, солнце и лето.

Приступ жадности

Пролог

Около 15 лет тому назад, Забайкалье

Ближе к ночи в зимней тайге разыгралась настоящая буря: по чернильно-черному небу летели рваные серые облака; сосны, как руки из преисподней, тянулись к бледной подслеповатой луне; ведьмак-ветер с воем и свистом бил их по лапам. Прислушиваясь к его руладам, голодная волчица невольно подтягивала ветру, за ней начало подвывать все семейство – волк и трое сыновей. Вот уже неделю, как им удавалось как следует поесть, но теперь буря, холод, мрак, дичь попряталась, и в животах волчьих пусто как никогда.

Внезапно волк поднял голову, волчица навострила уши. Сквозь завывание и свист ветра она отчетливо различила особые, ни с чем не сравнимые звуки: хруст снега под валенками, запаленное дыхание, ноздри уловили опасный для нее запах дыма и металла. В другое время надо было бы немедленно уйти с пути человека, но голод не тетка, молодые волки жаждут крови, а тут мясо само добровольно идет в пасть.

Волчица невольно облизнулась. Волк ткнул ее в бок носом, требуя двигаться вперед. И серая вереница двинулась по сугробам туда, откуда доносилось надтреснутое, в нос, завывание:

Шилка и Нерчинск не страшны теперь, Горная стража меня не поймала!

На последней руладе взвыла сирена, такой гул покатился над тайгой, что на секунду ветер стих. Волки тут же притаились, вжавшись в снег, навострив уши.

За поредевшим от вырубок лесом, за бетонной оградой, колючей проволокой, за воротами с табличкой «Нерчинская ИК № 12» металась, голосила чья-то беда… Или счастье.

Ветер, точно издеваясь, раздувал пожар все сильнее и сильнее, еще мгновение – и он перекинется на соседний барак.

– Быстро, что там? – пытаясь перекричать завывающих собак, надрывался дежурный офицер.

– Котел, котел рванул! Все в лоскуты!

– Скорее шланги, разворачивайте, сейчас на барак перейдет! Всех, всех на улицу, на улицу! Ах ты…

Проверенное заклинание сработало. Охранники перестали бестолково прыгать в темноте, как дикари вокруг ритуального костра, похватали багры, моментом выгнали заключенных из соседнего барака. Потащили шланг, дежурный сгоряча ухватился за раскаленный докрасна кран, повернул, пустил воду – и лишь потом понял, что прожег кожу чуть ли не до кости.

Пошла вода, и тугая благодатная струя ударила по адскому пламени.

Разбуженные воспитанники столпились в стороне, продирая сонные глаза, сплевывая сквозь редкие зубы. Один закурил, получил по затылку от дежурного, как раз обожженной рукой, – и тайгу сотряс очередной крик, на этот раз матерный. Фельдшер, отловив, наконец, карающую офицерскую длань, поливал ее ледяной водой из чайника, которая так и норовила замерзнуть на лету.

– Померзнем все, как собаки.

– Ничего, резервный котел запустим, соляра еще есть.

– И какая сволочь за давлением не уследила?

– А мы сейчас увидим, – философски заметил фельдшер.

– Чего там видеть-то, – подал голос курильщик, – Серега Масик виноват, конечно, царствие ему небесное.

Дежурный выкатил глаза:

– Ты это… Чего?!

– Ну а я чего? – привычно огрызнулся тот. – Мацук, Сергей. Он сегодня до полуночи должен был следить за котлом, потом я. Я – вот он, а он – вон там.

– А ну встать на перекличку! Где старший?

– Гражданин начальник, ну что зря считаться, все равно тут пеной надо, – подал голос юный зэк.