Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Утро второго ноября выдалось сырое и мрачное. В столовой дома на Элвастон-сквер было так темно, что завтракать пришлось при электричестве.

Вопреки обыкновению, Айрис отказалась от кофе в постели и спустилась вниз к столу. Она сидела бледная как привидение и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Джордж нервно листал «Таймс»[101], а на противоположном конце стола, уткнувшись в платок, рыдала Люсилла Дрейк.

— Я знаю — мой мальчик сделает что-нибудь ужасное. Это такая тонкая натура. Он зря никогда не написал бы, что это вопрос жизни и смерти.

Шурша газетой, Джордж раздраженно сказал:

— Прошу вас, Люсилла, успокойтесь. Я ведь обещал этим заняться.

— Я знаю вашу доброту, Джордж. Но я чувствую, что промедление может стать роковым. Ведь все это наведение справок, о котором вы говорите, требует времени.

— Мы ускорим эту процедуру.

— Но ведь он пишет — «непременно до третьего». А завтра уже третье. Я никогда себе не прощу, если с моим дорогим мальчиком что-нибудь случится.

— Ничего с ним не случится! — Джордж отхлебнул кофе.

— У меня ведь есть еще облигации…

— Прошу вас, Люсилла, предоставьте это мне.

— Не волнуйтесь, тетя Люсилла, — сказала Айрис, — Джордж все уладит. В конце концов, это же не в первый раз.

— Но прошло уже так много времени!

— Три месяца, — вставил Джордж.

— Он ничего не просил с тех самых пор, как его обманули эти мошенники приятели на этом ужасном ранчо.

Джордж вытер усы салфеткой, поднялся и, проходя мимо миссис Дрейк, ласково похлопал ее по спине:

— Не расстраивайтесь, голубушка. Я попрошу Рут сразу же сделать телеграфный запрос.

Айрис встала и вышла вслед за ним.

— Джордж, как ты думаешь, нельзя ли нам отложить сегодняшний вечер? Тетя Люсилла так расстроена. Может быть, лучше остаться с ней дома?

— Не болтай глупостей! — Румяное лицо Джорджа побагровело. — Почему этот негодяй должен постоянно отравлять нам жизнь? Это ведь шантаж, самый настоящий шантаж! Иначе не назовешь. Будь на то моя воля, я не дал бы ему ни пенса[102].

— Но тетя Люсилла никогда на это не согласится.

— Люсилла — дура. Всю жизнь была дурой. Да и чего ждать от женщины, которая в сорок лет вздумала рожать? Такие безумные матери портят детей с колыбели, исполняют все их прихоти, черт бы их драл. Если бы этому сопляку хоть раз пришлось выпутываться самому, может быть, он стал бы человеком. И не спорь, Айрис. До вечера я как-нибудь улажу этот вопрос, чтобы Люсилла могла спокойно лечь спать. В крайнем случае возьмем ее с собой.

— Что ты, разве она пойдет? Она ненавидит рестораны. Сразу же засыпает, бедняжка. Кроме того, она не переносит духоты и табачного дыма. У нее тут же начинается астма.

— Я знаю. Я пошутил. Ну иди, успокой ее, Айрис. Скажи, что все будет в порядке.

Он повернулся и пошел к входной двери. Айрис медленно побрела назад в столовую. Тут в прихожей зазвонил телефон, и Айрис сняла трубку.

— Алло, кто это? — Выражение безнадежной тоски на ее лице сменилось радостью. — Энтони!

— Он самый. Я звонил тебе вчера, но никак не мог застать. Ты, как я вижу, крепко взялась за Джорджа?

— В каком смысле? Не понимаю.

— Джордж умолял, чтобы я пришел сегодня вечером на какое-то торжество. Совсем не похоже на его обычный стиль — «руки прочь от моей подопечной!». Он прямо заклинал меня. Я и подумал, что это, быть может, результат твоей тонкой работы.

— Нет, нет. Я тут ни при чем.

— Так это он сам вдруг так переменился?

— Не совсем. Это…

— Алло, Айрис, куда ты пропала?

— Я здесь.

— Ты что-то говорила? В чем дело, дорогая? Я слышу, ты вздыхаешь в трубку. Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Завтра я буду в норме. Завтра все будет в порядке.

— Какая трогательная уверенность! А ведь недаром есть такая поговорка: «Живи сегодняшним днем».

— Не надо так говорить.

— Айрис, что-то случилось?

— Нет, ничего. Я не могу сказать. Я дала слово.

— Скажи мне, родная.

— Нет, не могу. Энтони, вы… ты мне можешь ответить на один вопрос?

— Постараюсь.

— Ты был когда-нибудь влюблен в Розмэри?

Наступило минутное молчание, затем в трубке послышался смех.

— Так вот в чем дело! Да, я был немного влюблен в Розмэри. Она ведь была очень хороша, ты это знаешь. Но однажды, когда я с ней разговаривал, я увидел, как ты спускаешься по лестнице. В это мгновение все было кончено, как рукой сняло. На свете не осталось никого, кроме тебя. Это суровая, неприкрытая правда. И перестань об этом думать. Даже Ромео, если ты помнишь, увлекался Розалиндой до того, как его прибрала к рукам Джульетта.

— Спасибо, Энтони. Я рада это слышать.

— Значит, до вечера? Если я не ошибаюсь, это твой день рождения?

— Вообще-то день рождения через неделю. Но вечер устраивается по этому поводу.

— Тебе как будто не по душе предстоящее торжество?

— Совсем не по душе.

— М-да. Джорджу, конечно, виднее, но мне показалось странновато, что он выбрал то самое место, где…

— Что делать! Я уже несколько раз была в «Люксембурге» с тех пор… с тех пор как Розмэри… Так или иначе туда попадаешь.

— Верно. Но, может быть, это и к лучшему. У меня для тебя есть подарок, Айрис. Надеюсь, он тебе понравится. Au revoir[103].

Он повесил трубку.