Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина

Сейчас она решила воспользоваться недавно открытым ею маршрутом на юго-запад, беспрестанно поворачивая и протискиваясь в сложных сплетениях загородных улочек.

Была уже половина первого, когда она наконец подъехала к длинному хребту Шавл Даун. Ей всегда нравился открывавшийся отсюда вид, и она задержалась у начала спуска. Внизу и вокруг нее сияли золотом деревья, листва на которых только-только начала покрываться коричневой патиной. Это был золотой мир, невыразимо прекрасный в лучах осеннего солнца. «Люблю осень, — подумала Генриетта, — осень намного богаче весны».

Неожиданно она почувствовала себя невероятно счастливой. Ее переполняло ощущение красоты окружающего мира и оттого, что она видит эту красоту. «Я никогда больше не буду так счастлива, как сейчас, — подумала она. — Никогда!»

Генриетта постояла немного, вглядываясь в этот золотой мир, который, казалось, проплыл мимо, растворяясь и исчезая вдали, зачарованный собственной красотой. Затем спустилась к подножию холма через лес по длинной, круто уходящей вниз дороге к «Лощине».

Когда Генриетта подъехала к дому, Мидж сидела на низких перилах террасы и весело ей махала. Генриетте нравилась Мидж, и она рада была ее видеть. Из дома вышла леди Энкейтлл.

— О, вот и ты, Генриетта! Отведи свою машину на конюшню и дай ей овса. К тому времени ленч будет готов.

— Поистине проницательное наблюдение! В самое яблочко, — заметила Генриетта, объезжая дом. Мидж ехала с ней, стоя на подножке автомобиля. — Знаешь, Мидж, я всегда гордилась тем, что мне полностью удалось избежать болезни моих ирландских предков — увлечения лошадьми. Если вырос среди людей, которые не могут говорить ни о чем другом, кроме лошадей, то поневоле начинаешь чувствовать свою исключительность и превосходство, если не испытываешь особой любви к лошадям. А Люси тонко заметила — я отношусь к своей машине именно как к лошади. Она права! Это действительно так!

— Да! Люси просто неподражаема, — сказала Мидж, — сегодня утром она сказала, что я могу грубить, сколько мне захочется.

Генриетта на мгновение задумалась, затем кивнула.

— Разумеется! — воскликнула она. — Магазин!

— Да. Когда каждый божий день торчишь в этой проклятой маленькой коробке и когда ты обязана быть неизменно вежливой с грубыми покупательницами, называть их «мадам», помогать им натягивать платья, с улыбкой проглатывая их оскорбительные замечания, то поневоле самой захочется огрызнуться! Знаешь, Генриетта, я всегда удивлялась тому, что люди считают унизительным идти в прислуги и с таким почтением относятся к работе в магазине. Вроде бы чувствуешь себя независимой! На самом деле Гаджену, или Симмонсу, или кому другому из здешней прислуги приходится сносить куда меньше оскорблений.

— Это должно быть ужасно, дорогая! Напрасно ты настояла на том, что сама будешь зарабатывать себе на жизнь. Я понимаю, хочется быть гордой и независимой.

— Как бы то ни было, Люси — ангел, и я буду два дня напролет немилосердно всем грубить.

— Кто приехал? — спросила Генриетта, выходя из машины.

— Должны приехать Джон и Герда Кристоу, — ответила Мидж и, немного помолчав, добавила: — Только что приехал Эдвард.

— Эдвард? Чудесно! Не видела его целую вечность! Кто еще?

— Дэвид Энкейтлл. Люси надеется, что ты сможешь быть тут полезной. Ты должна благотворно на него воздействовать, чтобы он не грыз ногти.

— Это совсем не в моем характере! — воскликнула Генриетта. — Я терпеть не могу вмешиваться в чужие дела, и у меня и в мыслях никогда не было следить за чужими привычками. Что дословно сказала Люси?

— Это, пожалуй, все! Да, еще у него сильно выступает кадык.

— По этому поводу я тоже должна что-то предпринимать?

— И еще ты должна быть очень добра к Герде.

— Будь я на месте Герды, я бы возненавидела Люси! — воскликнула Генриетта.

— Да, завтра к ленчу должен явиться какой-то специалист по расследованию преступлений.

— Мы что, собираемся играть в какую-то «криминальную» игру?

— Не думаю. Мне кажется, это просто знак вежливости. Он живет по соседству. — Голос Мидж слегка изменился. — А вот и Эдвард! Очевидно, он нас ищет.

«Милый Эдвард», — подумала Генриетта с внезапно нахлынувшей теплотой.

Эдвард Энкейтлл, очень высокий и сухощавый, улыбаясь, подошел к молодым женщинам.

— Хэлло, Генриетта! Я не видел тебя больше года!

— Хэлло, Эдвард.

«Какой он славный! — думала Генриетта. — Добрая улыбка, легкие морщинки у глаз… А какая прекрасная форма головы! По-моему, она мне больше всего в нем нравится».

Генриетта сама удивилась своему теплому чувству к Эдварду. Она забыла, насколько он ей был приятен.

…После ленча Эдвард предложил Генриетте пойти погулять. Прогулка в духе Эдварда — медленный, размеренный шаг. Обойдя дом, они пошли по дорожке, извивавшейся среди деревьев. Как похоже на лес в Эйнсвике, подумала Генриетта. Милый Эйнсвик! Он всегда доставлял нам столько радости!

Она начала говорить об Эйнсвике, и они оба погрузились в воспоминания.

— Ты помнишь нашу белку? Со сломанной лапкой? Помнишь, мы посадили ее в клетку, и она поправилась.

— Конечно, помню! У нее было такое странное имя… Не могу сейчас припомнить.