Смерть саксофониста

— Следователь Борнштейн, — официально представился Михаэль, — а это госпожа Вишневская, она помогает мне с переводом.

Парень с сережкой кивнул и протянул руку для рукопожатия:

— Руководитель ансамбля Йоханан Кравец.

— Скажите, Йоханан, почему вы вчера на свадьбе дважды сыграли одну и ту же мелодию? У вас что, репертуара не хватает?

— Ну, зачем вы так… — нахмурился музыкант. — Мы до утра можем играть и ни разу не повториться. И джаз, и восточную музыку, и попсу…

— Хорошо, хорошо, не обижайтесь, — остановил его Борнштейн. — Просто я профан в музыке и хотел прояснить ситуацию. Вы играете то, что хотите, или идете навстречу пожеланиям публики?

— Нет, мы обходимся без самодеятельности, — серьезно сказал парень. Не хотим попасть впросак. Кто знает вкусы публики? Пусть уж лучше заказывают, а мы сыграем все в лучшем виде.

— Как это обычно бывает?

— За несколько дней до торжества, к нам приходит клиент и уточняет список произведений, — Йоханан так и сказал: «Произведений», с заглавной буквы, — которые он хотел бы услышать.

— И что вам заказал Руби Вольф?

— А к нам не Руби приходил, а его зять. Он сказал, что Руби ему поручил составить список, — Йоханан недоуменно посмотрел на следователя и добавил. У нас почти всегда молодые музыку заказывают.

— Было что-то необычное в списке?

— Да нет, не было. Морис оказался любителем джаза, причем классического, старого. А для нас это хорошо, у нас, знаете, какой саксофонист классный Веня. Поэтому «Сент-луи-блюз» Армстронга и «Рапсодия в стиле блюз» Гершвина были заказаны дважды.

— И в обоих сольная партия саксофона, — уточнила я.

— Можно, конечно, сыграть и без саксофона, — заметил руководитель ансамбля. — У нас синтезатор есть, выкрутились бы. Но эффект, конечно, был бы уже не тот.

— А почему вы не использовали синтезатор на этот раз? — спросил Михаэль. — Кстати, на нем играет другой музыкант?

— Да, — кивнул Йоханан, — но мы думали, что сыграем так…

— Так куда же делся ваш Веня? Не кажется ли это вам странным: уйти вот так, посередине выступления, бросить инструмент?

— Ему позвонили на сотовый телефон и сказали, что звонят из больницы его мать срочно госпитализировали. Вот он и сорвался с места. Вы не думайте, у нас такой случай из ряда вон выходящий. Просто он знал, что у мамы плохое здоровье и недавно оно ухудшилось.

— В какой больнице ее госпитализировали?

— В «Сороке».

— Как ее фамилия?

— Ее? Не знаю. Но у Вени фамилия не из частых. Додельзон. Может, и у мамы его такая же фамилия?

— Последний вопрос: почему Вениамин не взял свой саксофон? Это же дорогой инструмент.

— Мы всегда возим инструменты в нашем микроавтобусе. Поэтому смысла таскаться с ним не было. А вот мундштук он взял. Мундштук — это как соска. Музыкант к нему привыкает и не может пользоваться чужим. Хороший саксофонист это делает машинально.

— Очень интересно… — пробормотал Михаэль в недоумении. — А как же Руби играл без мундштука? Это возможно?

— Вы что, смеетесь? — фыркнул Йоханан. — Вы в машине без колес когда-нибудь ездили?.

— Значит, ваш Веня в спешке забыл мундштук на саксофоне.

— Нет, — категорически заявил Йоханан, — мы с ним знакомы пять лет. За все это время он ни разу не расставался с мундштуком. Его же мыть надо после выступления.

— Как же, в таком случае, играл вчера Руби? У него что — свой мундштук был? — озадаченно спросил Борнштейн. — Вы говорите: без мундштука играть невозможно. Ваш Веня уехал вместе с мундштуком… Могу я взглянуть на саксофон?

Музыкант отошел от нас, чтобы принести требуемое, а я стояла и раздумывала, стоит говорить или нет… Наконец тихо произнесла:

— Я видела мундштук

— Как? Где? — спросили меня одновременно Михаэль и Йоханан, вернувшийся с футляром.

— Когда мы с Линой стояли около эстрады, я загляделась на саксофон и ясно помню, что мундштук на нем был. А потом Руби начал играть.

— Валерия, вы точно помните? Это очень важно!

— Да что я, ослепла что ли? — обиженно сказала я. — Он же черный, заметный. Откройте футляр и убедитесь сами.

Следователь встал, молча подошел к футляру, открыл его и, заглянув, продемонстрировал мне содержимое. Мундштука на саксофоне не было…

* * *

Михаэль морочил мне голову еще около часа. Я горько пожалела, что Лина избежала этой участи. Он выспрашивал, не видела ли я, кто стоял рядом с эстрадой за пять минут до происшествия, за минуту, через минуту после того, как закончил Руби, и так далее, без конца. Но я твердо стояла на своем: у эстрады в течение десяти минут, кроме нас с Линой, никого не было.

Наконец, Борнштейн понял, что от меня больше ничего не добиться, и отстал. Он принялся расспрашивать музыкантов, а я, от нечего делать, пошла бродить по Оленьему парку. Ноги сами принесли меня в ту сторожку, около которой намедни мы с Денисом отсиживались в кустах.

Дверь была полуоткрыта. Ничто так не стимулирует здоровое любопытство, как незапертая дверь. Просто невозможно не войти. И я вошла.

Внутри стоял запах пыли. В углу столбиком были нагромождены пластмассовые садовые стулья. Валялись какие-то пакеты, картонные коробки. В общем, кладовка для почти ненужных вещей.