Смерть шла вместе с ними

— Вот та, которую ты уже не сможешь взять! — злорадно ухмыльнулся он, надвинул шляпу на глаза и вышел.

ГЛАВА 7

СПЕКТАКЛЬ УЖАСОВ

У Макса был почти радостный вид, когда он спускался по широкой лестничной площадке госпиталя. Неожиданно ему пришло в голову, что теперь он стал вдвое богаче, чем прежде.

Ни один из Суливанов не доверял своих денег банку, где полиции было очень легко блокировать счет. Они предпочитали держать деньги в таком месте, из которого могли бы в любой миг изъять их. Таким банкиром служил для них отец Макса. Франк умер, и его часть средств автоматически переходила к напарнику, потому что никто не знал об их делах, не считая отца Макса, но тот не шел в счет. Это означало, что Макс теперь мог перестать «работать», то есть убивать на потребу любому за деньги. Теперь он мог купить себе птичник, о котором всегда мечтал. Такая перспектива восхищала его...

Он остановился перед своим большим «паккардом», закурил сигарету и бросил спички в канаву. Его мысли на мгновение остановились на Кэрол. Франк сказал: «Сперва я, потом ты». Да, Кэрол сумела подловить Франка, в этом не было никакого сомнения.

Макс разговаривал с Линдой и узнал о существовании таинственной Мари Прентис. Из этого разговора он сделал соответствующие выводы: Мари Прентис являлась Кэрол Блэндиш, решившей обязательно отомстить за смерть Ларсона. Но Франк всегда был падок на женщин. Он мог пойти за первой опалившей его желанием юбкой, его темперамент глушил в нем всякую осторожность. С Максом было совершенно другое — женщин для него не существовало! Если Кэрол попытается сыграть с ним подобную штучку, она не замедлит пожалеть об этом. Он без сожаления раздавит эту сумасшедшую гниду, как уже раздавил всех, кто вставал на его пути.

Макс был так уверен в себе, что прогнал из своей головы мысль о Кэрол, как не стоящую внимания. Конец Франка означал также и конец «братьев» Суливанов! Макс Реза забросит свою карьеру профессионального убийцы, чтобы стать птичником. Такая метаморфоза лишь пойдет ему на пользу...

Макс выбросил наполовину выкуренную сигарету, надвинул шляпу на глаза, открыл дверцу автомобиля и замер от удивления. На сиденье, перед рулем, лежала одна восхитительная ярко-красная орхидея.

Макс решительно взял цветок в руки и полюбовался его зловещей красотой. Это был слишком дорогой цветок, чтобы быть брошенным просто так, без причины, на сиденье автомобиля. Или причина все же была? Что же это может означать?—спрашивал он себя, готовый видеть во всякой мелочи Трозную опасность. Он взглянул в один конец улицы, потом в другой, но ничего не вызвало у него подозрений. Он пожал плечами и бросил орхидею рядом с сигаретой в канаву. Затем он влез в машину, включил зажигание, но не отъехал. Он уставился в лобовое стекло невидящим взглядом. Он не любил тайн. Может, этот незначительный архаический эпизод нельзя было назвать таким громким словом, как тайна, но тем не менее он заставил его задуматься. Было время, когда он с Франком имели обыкновение вешать двух маленьких ворон из шерсти на дверях будущей жертвы. Один или два раза это сослужило им отличную службу, так как получив этих похоронных птиц, намеченные жертвы сами пускали себе пулю в лоб. Но потом Макс решил, что это трюки дурного тона слишком театральные для них, и они перестали делать это. Всякое символическое послание казалось ему легкомысленным. Означала ли пурпурная орхидея предостережение? Если да, то тот или та, кто бросил цветок в машину, хорошо сделают, если сами поостерегутся. Макс не признавал трюков такого рода. Он задумчиво потянул себя за нос, вышел из машины и подобрал цветок. Немного поколебавшись, он засунул его себе в петлицу, и только после этого он поехал.

На возвышении, доминирующем над великолепным берегом порта Санта-Рио, находился двухэтажный дом, выстроенный из сосновых бревен и расположенный среди пальм и цветущих кустарников. Место казалось заброшенным, уединенным и плохо ухоженным. На воротах висела дощечка с надписью: «К о з и к о т». Макс не давал труда себе снять ее, и всякий раз, приезжая сюда, усмехался, глядя на нее.

Этот деревянный дом был «его» домом. Макс редко появлялся здесь, но находил удобным хранить в нем некоторые личные вещи и деньги. Дом служил также убежищем для его отца. Исми Реза становился стар. Ему исполнилось шестьдесят пять лет, и тридцать из них он проработал клоуном в цирке. У него до сих пор был клоунский вид. Теперь он был сгорбленным, плешивым и печальным, со сморщенной кожей из-за долгого употребления грима, что являлось необходимым условием его работы. Он-немного волочил левую ногу, результат паралича, положившего конец его карьере. Его лицо, круглое, лунообразное и печальное, не имело ничего общего с лицом Макса, о чем Исми совсем не жалел.

Исми боялся своего сына, как в свое время боялся матери Макса, как физически, так и морально. Своим характером сын пошел в мать. Сам Исми был совершенно лишен злости и был простым человеком, любящим покой. Лучше всего он себя чувствовал, когда оставался один.