Смерть швейцара

— Так точно, — браво отрапортовала Ольга и, повернувшись к редактору красивой, обтянутой юбкой попкой, бодрым шагом промаршировала к выходу из кабинета. Там она едва не столкнулась с секретаршей. Эта особа самым бессовестным образом подслушивала у дверей, желая получить информацию о том, как складывается карьера у незаметной прежде, а ныне высоко взлетевшей птички по фамилии Туманцева. Секретарша помнила, что еще совсем недавно относилась к ней с известной долей пренебрежения и теперь жалела, что не подружилась с Ольгой с самого начала или, наоборот, не выжила ее из редакции посредством интриг, пока это еще было возможно.

— Зря стараешься — уши натрешь, — ухмыльнулась Ольга, догадавшись по недвусмысленной позе, чем занималась секретарша у кабинета Главного. — Если тебе так уж неймется, я все сама скажу. Арманд сделал меня ведущим корреспондентом отдела светской хроники. Ну и конечно, положил соответствующую зарплату. Довольна?

Светик не нашлась, что на это ответить, и лишь закусила губу: восхождение Туманцевой обещало быть стремительным, и ссориться с ней — по крайней мере, в открытую — становилось невыгодным. Поэтому секретарша лишь молча проследила за тем, как девушка натягивала у вешалки пальто, а когда та вышла, то ли недоуменно, то ли презрительно пожала плечами и принялась поливать из чайника стоявшие на подоконнике растения в глиняных горшочках.

Ольга вышла из электрички в Подольске и двинулась по перрону, с удовольствием попирая итальянским сапожком выпавший с утра совсем еще чистый и белый снежок. В руках у нее была коробка с непременным тортом и букет из девяти роскошных алых гвоздик на длинных стеблях, стоивший целое состояние.

Как она отважилась на это отчаянное предприятие — приехать незваной гостьей в Окружной военный госпиталь в Подольске, где лежал Аристарх — она и сама бы, наверное, не могла объяснить. Просто сдав в редакции рукописи и оказавшись на свободе, она ощутила сильнейшую потребность увидеть Аристарха и собственными глазами убедиться, что ему лучше и его здоровью ничего не грозит. Меняйленко, правда, предупреждал ее против этого шага, но она решила, что здесь, в Москве, ей виднее, как поступить.

Ну и, помимо всего прочего, она невероятно скучала по герольдмейстеру и, хотя дома мать с отцом окружили ее повышенной заботой, она чувствовала себя без Аристарха покинутой и одинокой.

«Опять я испытываю это ужасное чувство одиночества. Неужели оно будет преследовать меня вечно?» — грустила Ольга, направляясь к автобусной остановке, чтобы доехать до ОВГ. В Подольске, который чем-то напомнил ей Первозванск, все дороги вели к этому громадному комплексу, предназначенному для врачевания раненых и больных воинов. Не прошло и четверти часа, как она высадилась около уродливой бетонной постройки, на месте которой в прошлом веке находилось большое оживленное село.

Когда цель была совсем близка и ее, казалось, можно было потрогать рукой, решимость Ольги стала слабеть.

«Неизвестно еще, как он отнесется к моему приезду, — думала она, невольно замедляя шаг перед стальной кованой решеткой, окружавшей территорию госпиталя по периметру. — Решит еще, что навязываюсь. То, что было хорошо для Первозванска, может здесь, в Москве, выглядеть иначе. И еще — вдруг рядом с ним сейчас его мать, Анастасия Анатольевна? Меняйленко говорил, что это женщина с весьма крутым нравом. Еще скандал устроит...

Все это ерунда, — она сжала губы в нитку. — Приехала — так нечего идти на попятный. В конце концов, что мне нужно? — задалась она вопросом. — Узнать, как он себя чувствует и насколько опасна его рана. Это ведь так естественно — навестить своего хорошего знакомого, оказавшегося в больнице. Нет, никто, даже самый строгий блюститель нравственности не скажет, что я поступаю дурно. Милосердие и сочувствие не могут, не должны быть истолкованы неверно».

И она снова зашагала вперед, но уже куда веселее. По покрытым снегом аллейкам и дорожкам окружавшего лечебные корпуса парка прогуливались больные в коричневых байковых брюках казенных пижам, торчавших из-под шинелей. Только отдельные личности, которые, судя по всему, или относились к привилегированной касте старших офицеров, или просто имели родственников неподалеку, позволяли себе щеголять в гражданских пальто, куртках и спортивных брюках с зелеными или синими лампасами и оттого имели независимый вид.

«Это потому, — пришла к выводу Ольга, — что они в любой момент могут выйти в город, не опасаясь, что их задержит патруль. И даже посетить пивнушку или ближние ларьки».

Ольга прошла к главному корпусу и повернула стеклянную дверь, с визгом крутанувшуюся на стальной оси. В холодном просторном холле людей почти не было — только у телефонного автомата стояла маленькая очередь из закутанных в байковые халаты парней, терпеливо дожидавшихся возможности потолковать с близкими.

— Могу ли я справиться о здоровье Аристарха Викентьевича Собилло, поступившего к вам с огнестрельным ранением два дня назад? — поинтересовалась Ольга у строгой медсестры в накинутом на халат пальто, сидевшей за окном приемной.