— Ничего особенного… впрочем, да, муж ничего, такой черноволосый, статный. — Она на секунду задумалась. — Ваши вопросы… Уж не считаете ли вы его отцом Саши?
— Я никого не исключаю. Полина произнесла свой тост с вызовом, с торжеством. Перед кем? Двое молодых людей — свободных, двое мужчин — женатых.
— Женатый — это я? — осведомился Антон Павлович, забавляясь, жена простонала: «О Господи!»; он бросил на нее острый взгляд.
— В ваших рассуждениях есть резон, — заговорила Софья Юрьевна. — Когда мы с Александром Андреевичем вошли в прихожую, я сказала: «Какой прекрасный вечер». — «Прекрасный. — Он засмеялся. — Я особенно рад, что Поленька кое-кому сегодня отомстила».
— Вы полагаете, он имел в виду: отцу Саши?
— Ну, по логике вещей…
— Он был с вами так откровенен?
— Великий ученый не нуждался в пошлых излияниях как человек по-настоящему сильный. Но вот проговорился от избытка чувств.
— Получается: Сашин отец был среди вас.
— Необязательно.
— Вышеславский говорил вам, что Полина беременна?
Антон Павлович выступил из средней двери.
— С какой стати? Семейная тайна.
— Но академик объявил об этом Филиппу и Николаю. Полина была на третьем месяце.
— Наверное, кого-то из них подозревал в отцовстве, — рассеянно бросила ученая дама, о чем-то думая. — Да! Именно в семьдесят пятом в его приезд в Вечеру — он провел на полигоне год — я заметила в Александре Андреевиче некое постороннее беспокойство, нет, он не срывался, но был на грани срыва.
— Он к вам заходил?
— Что вы, между нами было такое расстояние! Я прозябала в закрытом НИИ.
— Ты же навещала его в больнице, — ввернул супруг.
— Как ученица учителя.
— Чем он болел? — поинтересовался математик.
— Получил дозу облучения, к счастью, выкарабкался.
— А, я про это слышал. Вы говорили, он был на грани срыва.
— Ну да. Мы случайно встретились в поселке, и я попросилась в его группу.
— А я думал, вы только летом тут живете.
— В принципе да, но иногда на выходные выезжаем по грибы.
— Софа, а мы ведь действительно никогда про Сашиного отца не слышали.
— Но кого-нибудь подозревали?
— Никогда это обстоятельство меня не занимало, — отмахнулась Софья Юрьевна. — И не занимает. Кому теперь нужен этот подонок? Саша, слава Богу, вырос.
— Однако мать его убита. И дедушка убит.
Антон Павлович ввалился в комнату, супруги безмолвно уставились на математика. Он выдержал паузу:
— Господа, у меня есть некоторые основания полагать, что смерть Полины не была случайной. Более того, через тринадцать лет она отозвалась другой смертью.
— Какие основания? — выкрикнул Антон Павлович. Жена взглянула на него строго, призывая к сдержанности, но вдруг поникла на стульчике, съежилась до почти нормальных размеров.
— Софья Юрьевна, вы видели Библию академика?
— Еще бы. Вот так вот поскреби иного атеиста, даже самого умного… впрочем, нынче христианство модно даже в нашей просвещенной среде. Конца света боятся.
— Вы не боитесь?
— Какая-то тайна там есть… Так что с Библией?
— Сегодня ночью на книге лежал безымянный женский палец с жемчужным перстнем. На ногте следы розового лака.
ГЛАВА 16
В начинающихся смуглых сумерках она стояла на крылечке: в слегка склоненной голове с тяжелыми косами и праздно опущенных вдоль тела руках ее — подчеркнутая покорность судьбе. Математик поэзию любил, но знатоком не был, запомнилось и вспомнилось: «В густой траве пропадешь с головой, в тихий дом войдешь, не стучась… Обнимет рукой, оплетет косой и, статная, скажет: «Здравствуй, князь». Вот увидела его, позы не переменила, не шелохнулась, но глаза блеснули исподлобья беспокойным черным блеском.
— Что, Анна? Так плохо?
— Жар не спадает. Но он заснул.
Прошлой ночью Иван Павлович вызвал «Скорую»: фельдшерица, опытная, пожилая, обработала и перебинтовала рану. Артерии не задеты чудом, порез глубокий, очень серьезный. «Кто ж его так, бедного?» — «В темноте хулиганы напали». — «Светопреставление. Господи, на краю живем». Она обещалась зайти в понедельник сделать перевязку.
— Ужинать будете?
Он вдруг ощутил волчий голод.
— Я не готовила, просто из того дома кое-что взяла.
— Ты туда одна ходила? Смелая девочка.
На веранде (цельное окно в гостиную, где Саша, чуть приоткрыто, Анна все время прислушивается) на столе с вышитой скатертью — орехи и изюм в вазочках, мед и пряники, молоко в глиняном кувшине.
— Тимоша принес? — Иван Павлович принялся за яства, разгрызая фундук крепкими зубами.
— Ага. Так гортанно заголосил, я в окно его увидела.
— Ну что ты такая безжизненная?
— Его убьют, — сказала она сурово, пробуждаясь на глазах.
Иван Павлович кивнул.
— Если мы не опередим — наверняка. Почти невозможно противостоять хитрой и яростной в своем безумии воле.
— Саша говорил: много раз он видел себя во сне мертвым.
— Вот как? — Сообщение заинтересовало математика, но, переполненный разнородными впечатлениями, он не позволил себе отвлечься, лишь пробормотал: — Трактовка подобных снов есть у Фрейда, надо бы посмотреть.
— У Фрейда?
— Кажется, в работе о Достоевском… да, в сборнике «Художник и фантазирование». Вот что, Анна, мне было бы спокойнее, если б ты уехала.