Смерть среди бессмертных

– Я уже говорила, что зомби стали для меня сигналом к мести. Знаешь почему? Потому что зомби можно убить дважды. Первый раз, когда он человек, и второй – когда он зомби. Тацунами был непосредственным виновником смерти Сати, и я должна была убить его дважды. Потому что он погубил две жизни – Сати и ее так и не родившегося малыша.

– Так она была… беременна? – выдохнула пораженная этой информацией Такаги.

– Именно. И она ему об этом сообщила. И что, думаете, он сделал? Прислал в конверте деньги на аборт. И всё! Через два дня Сати ушла из жизни.

Невероятно! Сидзухара придумала все это только для того, чтобы убить Тацунами, превратить его в зомби и снова убить. Вот он, ответ на вопрос «почему», который задавала Хируко.

Все вышло так, как говорил Сигэмото. Зомби – это отражения человеческого эго и образа мыслей. Для Сигэмото они – непостижимые загадочные существа, для меня – бедствие, символизирующее бессилие человека, для Хируко – самая большая угроза, на которую натолкнула ее необыкновенная судьба, для Тацунами – безмозглые создания, выделывающие кренделя вокруг неведомой болезни под названием «любовь». А для Сидзухары – орудие, позволившее ей осуществить небывалый замысел мести и убить одного и того же человека дважды.

Сидзухара рассматривала свои руки, как бы восстанавливая в памяти ощущения от совершенных убийств. Она напомнила мне богоматерь, качающую Сына Божия.

– Я и сейчас помню эти минуты. Как запихиваю Тацунами в лифт и отправляю на первый этаж. Момент, когда из лифтовой шахты раздались сдавленные крики. Я прижимаю ухо к полу и слушаю, стараясь не пропустить ни звука. Он связан по рукам и ногам и не может ни убежать, ни оказать сопротивление. Корчится в агонии, когда толпа зомби наваливается на него и начинает терзать. Начинает тонко, как маленькая девочка, вскрикивать – видимо, кляп изо рта выпал. Для меня это звучит как небесная музыка, смывающая ненависть и отвращение, сжигавшие меня последние несколько месяцев… Понимаете? Меня больше нельзя считать нормальным человеком. Я вызвала лифт на второй этаж, он приехал с телом Тацунами. После этого навела порядок – расставила по местам фигуры и стала с предвкушением ожидать, когда начнется превращение. Убийство произошло только под утро, но не потому, что у меня возникли какие-то проблемы. Просто пришлось ждать. Тацунами обратился немного быстрее, чем Синдо. Ровно через четыре часа он зашевелился. Момент пришел. Крепко держа булаву, я била его по голове: раз! раз! еще и еще… Так мы развлекались летом на пляже, раскалывая арбузы.

Во рту, растянутом в улыбке, мелькал кончик блестящего языка. Сидзухара наконец сбросила маску невинности и предстала в образе красивой, очаровательной женщины.

– И еще меня переполняла радость оттого, что с Дэмэ, превратившимся в зомби, тоже покончено. Я жалела только об одном – что не сделала этого сама.

Три длинных дня. Все это время мой мозг бешено работал, чтобы в такой сложной ситуации совершить то, что я наметила. Все цели достигнуты. А что будет дальше, меня не волнует.

Я стоял и кусал губы. Теперь понятно. Не мне что-то говорить Сидзухаре.

Я молчал о ее преступлениях, так что я ее сообщник.

И уж от меня Сидзухара точно ничего не хочет слышать.

Я все знаю, но почему все обернулось именно так?

Сидзухара! Я понимаю ненависть, которую ты испытывала.

С обожаемым тобой человеком поиграли и бросили. Кончилось тем, что Сати умерла, погиб и ее неродившийся ребенок. Такое не прощают. Ты должна была их убить.

Окажись я на твоем месте, хотел бы того же самого.

Эти люди совершили самое ужасное, что ты могла представить. Любой другой поступок ты могла бы простить, но только не это.

Вот почему сейчас ты ни в чем не раскаиваешься.

Но есть одно «но», Сидзухара.

Разве ты сама не видела? Синдо в одиночку пытался спасти свою девушку, превратившуюся в зомби. Он боролся до конца и кончил свою жизнь поцелуем.

Синдо был трусливым эгоистичным подонком, погубившим девчонок, но он отдал свою жизнь, пытаясь спасти самого дорогого ему человека.

То же с Тацунами. Наверное, тебе это неинтересно, но он пережил такую душевную травму, что мы даже представить не можем, и перестал верить в любовь. Но он продолжал бросаться на женщин в надежде познать это чувство. С этой точки зрения я ему сочувствовал.

Видимо, в твоих глазах Синдо, Тацунами, Нанамия и Дэмэ воплощали самые уродливые стороны человеческой натуры. Как мародеры, с которыми довелось столкнуться мне. Но в остальном они были не так уж плохи. Если ты, или я, или кто-нибудь другой выставит на всеобщее обозрение самые неприглядные черты характера, реакцией на это будет громкое осуждение: это недопустимо, не по-человечески!

Так был ли оправдан твой гнев? Можешь ли ты быть уверена, что никогда не раскаешься в содеянном? Мы оба показали себя здесь с самой ужасной стороны. Можем ли мы после этого называться людьми?

У меня нет ответа на этот вопрос. Вот почему я больше не хочу ничего знать о Дэмэ и Нанамии. Хочу, чтобы они остались для меня бесполезным шлаком. Дрянью, которую уже ничто не исправит.