– Я вам не вру, – твердо сказал я. – Я никого не покрываю. Нечего перекладывать с больной головы на здоровую. Подумать только, начальник убойного отдела полиции Нью-Йорка и великий непревзойденный Ниро Вулф, вместо того чтобы расследовать преступление, только и могут, что сидеть и гадать, правду я говорю или вру. Так вот, я говорю правду. Запомнили? Теперь займитесь делом. Дугласа можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Прошлым вечером я засел за телефон и все проверил, сделав вашу работу. О Дугласе можно забыть. У Леона Фьюри железное алиби? Тогда вычеркиваем и его. С моей точки зрения, из списка подозреваемых также можно исключить мисс Лидс и миссис Чак. Я не верю, что кто-то из них причастен к убийству. Таким образом, в числе подозреваемых у нас остается все остальное население Нью-Йорка, численность которого, по разным оценкам, колеблется от семи до восьми миллионов человек…
– И среди них, – прорычал Кремер, – Лили Роуэн!
– Совершенно верно, – кивнул я. – Не буду врать: если ее поджарят на электрическом стуле, я не стану открывать бутылку молока, чтобы это праздновать. С другой стороны, никаких скидок убийце Энн с моей стороны не будет. Если вы подозреваете Лили Роуэн, то вам не о чем беспокоиться. Возможность совершить убийство у нее была, время – тоже. Она сама призналась, что была на месте преступления, она же упомянула об орудии убийства – шарфе. Думаю, вы знаете, что он принадлежал Энн. Установите мотив преступления – и дело в шляпе.
– А с мотивом нет никаких проблем, – не сводя с меня взгляда, отозвался Кремер. – Вспомним вечер понедельника в клубе «Фламинго». От толпы тамошних посетителей добиться внятных показаний достаточно сложно, однако у меня создается впечатление, что Лили Роуэн была готова разорвать тебя на мелкие кусочки. Потому-то ты и сбежал и утащил с собой Энн Амори. Отчего она взбеленилась? Может, оттого, что приревновала тебя? Тебя к Энн Амори? Может, она приревновала тебя настолько, что на следующий день поехала к Энн выяснять отношения и там, потеряв голову, задушила ее? Ну же, отвечай.
– Вы мне льстите, инспектор, – покачал я головой. – Я не в состоянии распалить столь жаркое пламя страсти. Женщинам нравится мой ум. Да, я могу вдохновить их на чтение хороших книг, однако, думаю, мне не под силу вдохновить на убийство даже Лиззи Борден[3]. О клубе «Фламинго» можете забыть. То, что случилось там между мной и Лили, даже размолвкой толком назвать нельзя. Вы утверждаете, что знаете Лили Роуэн. Я же вам говорил: именно она рассказала мне про то, что Энн Амори попала в беду. А рассердилась Лили на меня из-за того, что я занялся расследованием самостоятельно, без ее участия. Так что ищите другой мотив. Я не хочу сказать, что…
Зазвонил телефон. Кремер снял трубку, минуту слушал доклад, отдал распоряжения, после чего, повесив трубку на аппарат, встал.
– Они на месте, – объявил он. – Оба. Поехали. – Он невесело на нас посмотрел. – Займитесь ею, Вулф. Я не желаю ее видеть, пока в том не будет нужды.
Глава 12
Беда заключалась в том, что я не мог до конца насладиться происходящим.
Дом благодаря моим стараниям вновь приобрел первозданный вид. Фриц прибрал в кабинете и вытер пыль. Вулф снова восседал за своим столом, устроившись в кресле, сделанном специально для него на заказ. Перед ним стояла бутылка пива. Из кухни доносился едва слышный шум: там трудился Фриц. Меньше чем за двое суток я вернул все на круги своя. Однако насладиться победой я не мог. Во-первых, из-за Энн Амори. Я отправился к ней, мечтая о том, что вытащу ее из передряги, а заодно привлеку к этому делу Вулфа. Ну вот, вытащил. Больше она никогда ни в какую передрягу не попадет.
Во-вторых, мне не давали покоя мысли о Лили Роуэн. Даже не углубляясь в анализ чувств, что я испытывал к ней, я не видел ничего особо радостного в том, что из-за меня ей светит смертный приговор и прогулка летним вечером по коридору, ведущему в комнату со стулом, на который люди садятся в первый и последний раз в своей жизни. С другой стороны, если она действительно совершила это убийство то ли потому, что у нее в какой-то момент что-то перемкнуло в голове, то ли по какой-либо другой причине, я не имел ничего против смертного приговора. Более того, я хотел, чтобы Лили казнили за содеянное. Одним словом, из-за всех этих спутанных чувств при виде прибранного кабинета и Вулфа за своим рабочим местом я не мог до конца насладиться своей победой.