Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

– Ах! Боже мой! Жгла? Но… не может быть. Она писала… да, она. Писала впопыхах… нет? Как это говорится… тайком… разве нет? Тайком писала, батюшки мои! Вот это выдержка, зараза, мерзавка! – Вся дрожа, Меркалова повернулась к Джервейсу: – Голубчик… прошу… Прощай, – неожиданно выдала она по-русски, не зная о том, что Эплби немного понимал этот язык.

Выдав эту страстную тираду, Меркалова с заключительным «ух!» вылетела из комнаты. За ней последовали озадаченный Джервейс и полный решимости Ноэль. Остались те же – Готт и Эплби, хозяева перевернутых вверх дном апартаментов Джервейса.

Готт взглянул на часы.

– Хоть одно утешает, – проговорил он, – неотвратимо приближается завтрак. Однако что вы обо всем этом думаете? Почему дама так разозлилась, когда вы подвергли сомнению ее аристократическое происхождение?

Эплби поднялся.

– Завтрак, говорите… А вот интересно… – Он скрылся в ванной и через минуту вышел оттуда, двумя пальцами намыливая лицо и помахивая бритвой Джервейса. – Перед вашими друзьями, Джайлз, надо выглядеть безупречно. Так вот, к нашему разговору… вы смотрели на ноги этой дамы?

Готт сурово поднял бровь.

– На них можно было посмотреть, – ответил он.

– Они не навели вас ни на какие мысли?

– Сударь мой!

– Вспомните Дега, Джайлз. И лунный свет, и муслин.

– Балет!

– Да. В прошлом Меркаловой фигурирует балет. Вы помните единственного присяжного, который в деле «Барделл против Пиквика» рассмеялся шутке сержанта Бузфуза о том, что он смазал колеса ответчика? – Эплби мог вести себя подобным образом, когда волновался или был в недоумении. – Он рассмеялся потому, что сам в то утро смазал свою коляску. Я обратил внимание на Меркалову, точнее, на ее прежнюю ипостась, потому что совсем недавно вернулся с балета. И я достаточно знаю русский, чтобы заметить, что ее русский, может быть, чуть лучше моего. Полагаю, что до войны она какое-то время посещала Российскую Императорскую балетную школу. И с точки зрения умеренного интереса к психологии, думаю, ее прежняя профессия объясняет замешательство сэра Ричарда, как там его, по поводу любовной жизни счастливой четы. Люди из мира балета сами по себе стоят особняком, делая обычные отношения несколько странными. – Эплби осторожно добрился, поскольку чужие бритвы – вещь коварная. – Однако где мы, Джайлз? Где мы теперь?

Готт снова взглянул на часы:

– Во-первых, мы в начале шестого утра. И наши дальнейшие действия зависят от вас. Я бы сказал, что мы сейчас окружены загадками. Загадками Джервейса, Сэндис, Коупа, Счастливчика Хаттона и Тимоти Такера…

– А кто такой Тимоти Такер?

– Входит в десятку еще не показанных достопримечательностей.

Взмахом руки Эплби отложил Тимоти Такера на потом.

– Порядок! – провозгласил он. – Методичность! Серое вещество! Иными словами, сейчас мы там, где есть, и начинать нужно отсюда. Теперь Джервейс…

– Разве мы не переключились – или нас переключили – на Сэндис? Разве вы тотчас не побежите к ней?

– По-моему, этим как раз сейчас занимается ваш друг Ноэль, и он ненадолго займет ее, насколько я полагаю. Вернитесь на секунду к Джервейсу и выскажите свое суждение. Представьте, что вы редактируете текст. Существуют два спорных прочтения. Первое: «Рассказ Джервейса о том, что Меркалова тайно фотографирует скамнумских знаменитостей для бульварных газет, есть правда». Второе: «Джервейс охотился за документом с этой или какой-то другой камерой, и его рассказ является или заготовкой, или блестящей импровизацией». Теперь призовите на помощь свои знания и попытайтесь дать количественную оценку имеющихся вероятностей.

Эплби, хотя и излагал суть дела несколько странно, был серьезен, как никогда. Готт задумался.

– Учитывая довольно веские аргументы против Джервейса – например, чересчур «своевременное» появление Меркаловой, которое вполне могло оказаться совпадением, – мне все же представляется соотношение сорок к одному в пользу того, что рассказ Джервейса является правдой.

– Я хотел сказать пятнадцать. В любом случае соотношение впечатляющее, особенно если вспомнить, как мы прореагировали на признание герцога касательно фотоаппарата. Как бы то ни было, как только я увидел эту репортерскую игрушку, я понял, что в этом направлении напирать нет смысла: версия окажется непробиваемой. Однако какие-то шансы остаются, и нам следует их учитывать и искать в другом месте. Однако если снова отбросить шпионскую версию, насколько вероятно то, что Джервейс просто убийца?

– Вопрос на засыпку. Почти любой способен на убийство. Если судить по ощущениям, то грубо – один из десяти. Но если, как вы сказали, мы пока что откажемся от версии, что Джервейс шпионит и станет искать шпиона где-то еще, то мне кажется, что Сэндис – наш последний шанс, так? Однако тут все в порядке. Из показаний следует, что она попыталась переписать фрагмент документа – а это, полагаю, чрезвычайно сложная задача, – но затем ей пришлось уничтожить копию под угрозой досмотра.

– Это пока лишь версия. Однако, не зная эту Сэндис, я склонен рассматривать ее не столько как вероятного главного виновника, сколько как вероятный источник вдохновения.