Смерть в белом халате

— Да, Босх отдыхает, — Евгении хотелось плакать.

Ужасы не на картинах, а в реальной жизни, которую можно пощупать рукой, временно освобожденной от наручников.

— Не придумывай! — строго сказал Герман. — Если ты про нидерландского художника, то для него тут натуры нет. У Босха же везде символы хаоса, чудовища, фантазии. Это, кстати, идет от состояния здоровья и сексуальных наклонностей. Галлюцинации сплошные.

Женя не выдержала и рассмеялась. Архипов расценил это по-своему:

— А, ты думала, что врачи в искусстве не смыслят? Заблуждаешься, Евгеша. Мне когда-то нравился Босх.

Евгешей ее называла только мама, и Евгения подумала, что, если бы не чрезвычайные обстоятельства их знакомства, она бы с удовольствием пообщалась с Архиповым, подружилась. Он очень интересный человек.

— Все творцы — люди с загадками, со странностями. Босх не исключение. Вечная тема добра и зла, воплощенная в необычные, ужасающие образы, — с улыбкой сказала она.

— Хроническая шизофрения, изменение личности, бред, галлюцинации. Вот вся сущность его душевного состояния. Этим можно объяснить все его творчество. Ты слышишь?! — Герман приложил палец к губам. — Выстрелы!

— Да! — Евгения тоже услышала. — Шум, крики, выстрелы.

— Это спецназ!

Но это был не спецназ, несколькими минутами назад на кухне произошла драка. Братья Ионовы со вчерашнего дня находились в сильном подпитии, а сегодня добавили водки на «старые дрожжи». Алкоголиками они себя не считали, но последние два года выпивали каждый день. Борис и Радик втайне завидовали Мухабу — из тщедушного таджика он превратился в солидного бизнесмена.

— А нас держит на скамье запасных, — Борис был инициатором в таких разговорах.

— Но нам заработать дает, — возражал Радик.

— Заработать? Быть вышибалой при игровых автоматах?

— Ну мы же квартиры смогли купить.

— Наши убогие хрущевки ты называешь квартирами?

Споры заканчивались в основном распитой бутылкой, так было легче осознавать свою никчемность, бесполезность и никудышность. Но в этот раз начатая водка только подогрела разговор, предметом которого была новая пассия Радика. Дамочка не нравилась старшему брату.

— Где ты их находишь? — возмущался Борис.

— Чем ты все время недоволен? — Радику надоело, что брат совал нос в его личную жизнь.

— Да эта баба обдерет тебя как липку! Обдерет и выкинет на обочину.

— С чего ты взял?

— А потому что она похожа на твою предыдущую матрешку. Та тебя доила, дурака, а потом, когда ты ей цацек напокупал, свалила.

Радику не хотелось, чтобы брат вспоминал ту неприятную историю. Дамочка, которую он подцепил в ларьке, оказалась такой крученой, что он только диву давался. Она интуитивно находила моменты, когда он был в хорошем расположении духа, и «выдавливала» из него все по полной программе. Для себя любимой. А когда программа «дала сбой», то она исчезла из дома, забрав найденные в заначке деньги.

— Эта совсем другая женщина, заботливая, — оправдывался Радик.

— Другая! Не смеши меня! — Борис разлил водку по стаканам и положил на тарелку соленые огурцы. — Они у тебя как под копирку сделанные. Вот нынче денег с тобой не получим, и она хвостом вильнет.

— Почему не получим? — Радик встревожился.

— Да потому что тетку не надо было с собой тащить. Мухаб же сказал — нужен только доктор.

— Так это сынок его. Он решение принимал.

— А мы вроде как и не при делах? Антон первый раз на дело пошел, а мы с тобой его не подстраховали, лажанулись.

— Мы за его сына не отвечаем!

Водка обдала горло теплом, ударила в голову, настроение братьев улучшилось.

— Послушай меня, гони ты эту бабу к чертовой матери! — Борис был настойчив.

— А твое что за дело?! — Радик начал заводиться.

— Да надоело смотреть на брата-лоха!

— Да ты просто завидуешь мне! — разозлился Радик. — У тебя ни одной приличной бабы не было, все на моих облизываешься?

— Да я не просто облизываюсь, а всех твоих баб имею. Бесплатно, заметь! — От выпитого у Бориса наступило ощущение полной эйфории и возникло желание говорить правду, которая, конечно, не понравилась его брату. — А ты больше ничего не умеешь, как спускать деньги на баб, а потом клянчить их у старшего брата.

— Что ты сказал?! — затуманенное водкой сознание Радика требовало ответить на мерзкие намеки. — Повтори, что ты сказал? — заорал он так, что задребезжало оконное стекло.

— То, что слышал! Все твои матрешки — пустышки. Ни одна мне в ласке не отказала, — Борис говорил правду, «дурную правду», которая, конечно, брату была не нужна, но сейчас все диктовала водка.

— Заткнись! — Радику нужно было что-то сделать, чтобы брат замолчал. Рука сама потянулась к ружью, которое висело на стене. — Заткнись!

Радик схватил ружье и, не целясь, выстрелил. Борис заверещал:

— А-а-а! Ты мне ногу прострелил! А-а-а! — Он корчился от боли. — Ты готов брата убить из-за своих баб, козел! А-а-а! — Штанина в области колена намокала от крови.

Антон зашел на кухню, после того как услышал звук выстрела.

— Вы что, с ума сошли, идиоты?

Борис согнулся пополам и только кричал.

— А-а-а! Больно! Спасите меня! Больно! — выл он.

Пятно крови становилось все больше и больше.