Смерть в губернском театре

Константин попросил Аграфену Игоревну и Марью подождать с ним на крыльце, пока сотрудники проводили обыск. Дамы уселись на скамейку. Старшая Остапова, несмотря на внешнее благодушие, настороженно поглядывала на снующих туда-сюда полицейских, будто беспокоилась о наводимом беспорядке. Марья же просто держала щенка на руках – барбос занимал ее куда больше, чем заявившиеся незнакомцы.

Черкасов обратил внимание, что дом актрис выглядел самым приличным на улице – опрятный, свежеокрашенный, с маленьким садом на задах, поддерживаемом в идеальном порядке. За садом виднелась еще одна калитка, выходящая в рощицу, а дальше, в полуверсте, начинался обрыв над рекой. Домик выглядел излишне скромно и казался слишком маленьким для двух женщин, тем более на окраинной улице. Этими наблюдениями коллежский регистратор и поделился с Остаповой.

– О, когда-то мы жили на Лисиной улице, близко к Большой Саратовской, – с застарелой печалью ответила Аграфена Игоревна. – Но тогда я была молода и успешна в старом театре, да и супруг мой еще был жив. А дальше… История не оригинальна и знакома даже такому молодому человеку, как вы. От Николая остались долги, я, увы, перестала получать главные роли. Старый дом мы содержать оказались не в силах…

– И не боязно вам вдвоем тут жить?

– Публика тут, конечно, не самая благонравная, – улыбнулась Аграфена Игоревна. – Но нас все знают и уважают. Присматривают даже, сердечные, чтобы пришлым в обиду не дали. К тому же жил у нас пес, Дунька. Дунай. Настоящий волкодав. Да только вот издох недели две как. Старый был, болел. Марья вот нового нянчит, но пока подрастет…

– Быстро подрастет, маменька, – успокаивающе положила ей на плечо руку дочь. – Будет еще более верным защитником.

– Скажите, Аграфена Игоревна, – сменил тему Константин. – А вы не думали на досуге, кто же все-таки мог желать зла Татьяне?

– Танечка была практически святой, господин Черкасов, – ответила Остапова. – Вопреки здравому смыслу, именно у таких людей часто бывают враги и завистники. Таня относилась к сорту очень тихих, добрых и светлых людей. А театральное закулисье – не место для таких. У нас, знаете ли, все больше зависть и двуличие в чести. Теперь-то я могу говорить это не таясь, после стольких лет. Сама такой была. Сейчас стыдно даже немного. Но театральные интриги – это одно. Чтобы кто-то решился на убийство – для меня немыслимо.

– Но может быть вспомните все-таки конфликт какой-то…

– Сурин за ней хвостиком вился… – актриса увидела, как Константин кивнул. – Но это, вижу, вы и без меня выяснили. Селезнев, упокой Господи его душу грешную, с ней ссорился постоянно, хотя они практически партнерами были в некоторых сценах. Но вот… – она замялась.

– Что? Не томите, Аграфена Игоревна, ей это уже не повредит!

– Ей-то нет, – согласилась Остапова. – Танечке уже ничего не повредит. А вот… Смотрите, за исключением моего собственного опыта у меня никаких доказательств нет, но… Они с Бетси Костышевой казались лучшими подругами. Обе приезжие, одного возраста, почти всегда неразлучны. Но по характеру сложно представить более непохожих девушек. Танечка спокойная, рассудительная. Бетси – яркая, эмоциональная. И себе на уме. Напомнила мне меня в молодости. И думается мне, что она Таню побаивалась.

– Побаивалась? – не понял Черкасов. – В каком смысле?

– Бетси приехала в театр Прянишникова для того, чтобы стать примой, самой яркой актрисой, собрать приличную критику, заработать репутацию – и перебраться в театр побольше уже с таким багажом. В Самаре она оставалась одной из многих, здесь же на конкуренцию не рассчитывала. Но появилась Таня. У нее был настоящий талант, господин Черкасов. Бетси в роли Любви Гордеевны, девушки скромной и тихой, все равно выдавала нотки своего неуместного кокетства. А Танечка просто растворялась в роли веселой вдовы, с которой у нее не было ничего общего. Бетси это видела – такое невозможно не заметить…

Аграфена Игоревна замолчала, грустно глядя перед собой. Казалось, поток мыслей унес ее куда-то далеко, в прошлое, одновременно притягательное и горькое. Марья уловила материнское настроение, и приобняла ее за плечи. Пожилая актриса встрепенулась и благодарно посмотрела на дочь. Затем она перевела взгляд на Черкасова.

– Да простит меня Господь за такие слова, но да, Константин Андреевич, я уверена, что Бетси Костышева далеко не столь опечалена гибелью подруги, как хотела бы это показать. Таня могла, сама того не желая, стать для нее соперницей и забрать все, ради чего Елизавета приехала в наш город.

***

Учебный день в гимназии закончился. Одни ученики, разобрав с вешалок единообразные шинели, разошлись по домам. Кто-то сделал это даже в сопровождении родительских слуг, присланных присмотреть за хозяйскими чадами. Другим далеко ходить не требовалось – достаточно было просто пересечь двор и разойтись по комнатам пансиона. Примеру подопечных последовали и учителя.