— Может быть, она казалась ему лишним свидетелем, — неуверенно произнес Розовски. — Хотя… Ты прав, здесь имеются серьезные нестыковки. Думаю, мне придется встретиться с ним не позже, чем завтра. А теперь, — взял со стола листок, — возьми-ка и почитай вот это.
— Что это?
— Письмо Розенфельда жене. Я позаимствовал его сегодня в номере Соколовой.
— И инспектор Алон позволил?
— Что ему оставалось делать? Он же не читает по-русски, — Розовски улыбнулся. — Кажется, я забыл его поставить в известность. Ты читай, я прочел по дороге.
Маркин углубился в чтение.
— Ты обратил внимание — из письма Розенфельда можно сделать вывод, что он догадывался о своей близкой гибели. Вот тут: «Если же нам не удастся встретиться, ты должна обратиться к моему адвокату. Помнишь, я знакомил писал тебе о ним — Цви Грузенберг. Не пугайся, пожалуйста, но в жизни бывает всякое. Не хочу, чтобы ты вдруг оказалась на нищенских репатриантских подачках…». — прочитал Маркин. — Конечно, два миллиона шекелей — это не репатриантское пособие.
— Я обратил внимание не только на это, — сказал Розовски, усаживаясь в кресло и допивая остывший кофе. — Я обратил внимание и на общий тон письма. Так, мне кажется, пишут, когда собираются расстаться с жизнью. Типичное письмо самоубийцы любимой женщине. Меланхолия, комплекс вины и так далее. Как ты считаешь?
Маркин кивнул.
— Конечно, похоже, но мы-то имеем дело не с самоубийством, а с убийством. К самоубийству такое письмо — в самый раз.
— С тремя убийствами, — поправил Розовски.
— Что?
— Мы имеем дело с тремя убийствами. Не с одним.
— Ну, два следующих, как мне кажется, связаны с первым. Разберемся с ним, остальные сами раскроются.
— Может быть, может быть, — задумчиво сказал Розовски. — Правда, я не слышал еще о самораскрываемых убийствах. Это, извини, уже из категории фантастики. Ладно, вернемся к письму Розенфельда.
— Мне кажется, что это, скорее всего, письмо человека, почувствовавшего смертельную опасность. Видимо, он догадывался, что кое-кто решил устранить его. И знал, по какой причине, — Маркин снова перечитал письмо. — Точно, он знал организатора убийства.
— Есть у меня одно безумное предположение. Как говаривал великий физик Нильс Бор, перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть достоверной, — задумчиво произнес Розовски.
— Говоришь парадоксами, — заметил Маркин.
— Вся наша жизнь — один сплошной парадокс, — усмехнулся Розовски. — Ну что, — он недовольно посмотрел на молчащий телефон, — будут они звонить или нет? Завтра тяжелый день, я хочу хоть немного отдохнуть.
— Сегодня тоже был тяжелый день.
— Сегодня сумасшедший, — поправил Натаниэль. — А завтра — тяжелый. Есть разница. Спасибо тебе, информация очень важная. Кстати, сходи-ка завтра к вдове Бройдера еще раз. Может быть, она вспомнит еще что-нибудь. Поинтересуйся у нее, не встречался ли Шмуэль с кем-нибудь из бывшего Союза. В течение… ну, скажем, последнего месяца. Хорошо?
— Сделаю, — сказал Маркин. — Если мы продолжим расследование. А безумное предположение ты мне не выскажешь?
— Выскажу, выскажу, — устало сказал Розовски. — Только не сегодня. Мне нужно еще кое-что проверить. Понимаешь, — он тоже поднялся из кресла, — у меня возникло ощущение, что картина убийства Розенфельда выглядит столь странно потому, что кто-то как бы наложил одну картину на другую.
— Что ты имеешь в виду?
— Словно в одной картине присутствуют детали из другой. Знаешь… — Натаниэль поискал удачное сравнение. — Это как испорченный фотокадр. Фотограф забыл перевести пленку, и два снимка наложились один на другой.
— А… — начал было Алекс, но тут раздался телефонный звонок. Розовски нажал кнопку записи автоответчика и снял трубку: — Слушаю.
— Это Амос, привет тебе еще раз.
— Привет.
— Знаешь, я все передал Нахшону, — голос шефа детективной службы страховой компании звучал чуть виновато.
— И что?
— Ну, в общем, те десять тысяч, которые ты получил утром в качестве аванса, можешь оставить себе. Расследование продолжать не нужно.
— Понятно, — сказал Розовски, как показалось Маркину, очень расстроено. — Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Спасибо, что позвонил.
— Да ладно, чего там, — сказал Амос. — Извини, мне неловко, но, сам понимаешь. Какой смысл тратить пятьдесят тысяч, если все решилось само собой?
— Да, все решилось само собой, — повторил Натаниэль. — А как же насчет того, что вам нужно торжество справедливости? А не подтасованные факты?
— Н-ну… Нахшон думает, что полиция, все-таки, имеет больше возможностей раскрыть это дело. Так что… В общем, извини. На их месте я бы так не поступил. Но — я человек маленький.
— Да. Спасибо, Амос.
Розовски положил трубку.
— Ну вот, — сказал он. — Следствие прекращено за ненадобностью. С завтрашнего дня возвращаемся к нашим мужьям-рогоносцам. Подбросишь до дома?
Часть вторая
Книга Давида Сеньора
1