Смерть в Кесарии

— Успокойся, — сказал он. — Что ты так разнервничался? Разве экспертиза обнаружила наличие яда, пропитавшего страницы книги?

— А?… — Давид замер с телефонной трубкой в руке. Выражение его лица было столь забавным, что Розовски засмеялся.

— Знаешь, с твоими дурацкими подозрениями… — буркнул Гофман. То ли от раздражения, то ли от растерянности, он начал лихорадочно листать лежащую на столе папку.

— Я всего лишь высказал одно из предположений, — сказал Натаниэль. — Всего лишь одно. Кстати, оно не более дурацкое, чем предположение о проклятии средневекового каббалиста, спровадившем на тот свет современного крепкого парня. И при этом вовсе не настаиваю на правоте… А вот, кстати, и твой лаборант.

В кабинет вошел Габи Гольдберг. В руках он держал увесистый том в черном кожаном переплете.

— А, Габи, — профессор отбросил папку в сторону. — Послушай, ты опять принес мне не ту папку. Твоя рассеянность переходит всякие границы. Что это?

— Вы же просили книгу, — обиженно ответил Гольдберг. — Вот эту.

— Ах, да, давай сюда. И принеси, ради Бога, ту папку, которая мне нужна.

Лаборант скрылся за дверью и тут же снова вернулся, с тонкой папкой в красной пластиковой обложке.

Натаниэль задумчиво посмотрел на Габи, потом на книгу, лежащую перед Гофманом. Наклонился, пододвинул книгу к себе, раскрыл ее.

— «Ибо наказаны будут не те, кто проливает кровь сынов Адама на сочную траву, забывая, что кровь — это душа, но те, кто скрывает за бельмами учености истинное, незамутненное зрение…». — прочитал он. — Да-а… Что-то мудрено для меня.

Габи Гольдберг фыркнул.

— Ерунда, — сказал он. — Вообще, по-моему, эта книга — полный бред. Для шизиков. Все слова, вроде понятны, но так оно все перекручено… — он помотал головой. — Черта с два разберешь.

До Розовски не сразу дошел смысл сказанного.

— А что? — Гольдберг пожал плечами. — Я, во всяком случае, ничего не понял.

Теперь уже и Гофман посмотрел на лаборанта расширившимися от изумления глазами.

— Ты хочешь сказать, что читал ее? — он искоса глянул на сыщика, ожидая увидеть на его лице ехидную улыбку. Но улыбки не было.

— Читал. А что? — в свою очередь, спросил лаборант. И, заметив странное выражение лица профессора, встревожился: — Вы же не говорили, что нельзя.

— Нет, я, конечно, не говорил, но…

— Ты слышал когда-нибудь о проклятьи Давида Сеньора? — хмуро спросил Розовски.

— О чем? — недоуменно переспросил Гольдберг. — О каком проклятьи?

Розовски и Гофман снова переглянулись.

— Понятно… — сказал Натаниэль. — Скажи, Габи, что за человек был твой напарник?

— Нормальный человек. Правда, подвинутый на всех этих штуках, — Габи кивком указал на книгу. — А что за проклятье?

— На каких штуках?

— Что?

— На каких штуках был подвинут твой напарник? — повторил вопрос сыщик.

— Ну, на этих. Каббала и прочее. А что?

— Профессор предполагает, что именно это увлечение и оказалось причиной смерти, — сказал после паузы Розовски.

— Увлечение? А разве это не… не сердечный приступ?

— Но он был спровоцирован, — медленно произнес сыщик. — Так, во всяком случае, полагает профессор Гофман.

Габи недоверчиво посмотрел на сыщика, перевел взгляд на Давида Гофмана. Тот кивнул. Лаборант неуверенно улыбнулся.

— А вы могли бы объяснить мне… — начал было он, но Розовски перебил:

— Увы, нет, мы еще сами ничего не знаем. О проклятьи Давида Сеньора вам расскажет ваш профессор. А мне пора, — он поднялся. — Давид, я бы хотел взять на денек эту книгу.

Гофман отрицательно качнул головой.

— Я оставлю расписку.

— Ты прекрасно понимаешь, что дело вовсе не в этом! — вспылил Давид.

— А в чем? — Розовски удивленно посмотрел на друга. — А, вот в чем дело… Но ты ведь слышишь, — он указал на лаборанта, все еще стоявшего у двери. — С ним ничего не случилось.

— А что со мной должно было случиться? — спросил тот.

— По мнению профессора Гофмана, ты должен был скончаться от сердечной недостаточности, — объяснил сыщик. — Сразу по прочтении книги.

— Ну и шуточки у вас… — пробормотал Гольдберг.

— Это не шуточки, — сказал Натаниэль. — Профессор предполагает, что с этой книгой связана какая-то, довольно мрачная история… Кстати, как у вас складывались отношения?

— С кем?

— С Михаэлем Корном.

Гольдберг немного подумал.

— Какие могут сложиться отношения за такое короткое время? — спросил он. — Только познакомились. Ты же знаешь, Натан.

— А раньше вы не были знакомы? — спросил Розовски.

— Откуда? Ни разу не встречались. И с чего ты решил, что все репатрианты знакомы друг с другом?

— Страна маленькая, — ответил Розовски. — Мы, по-моему, вообще все знакомы друг с другом, разве нет?

Вопрос был риторическим, Габи так его и воспринял. То есть, промолчал. Розовски побарабанил пальцами по столу.

— Н-да-а… Ну, а за эти дни что — не повздорили ни разу? — спросил он.

Гольдберг обиделся.

— Да ну тебя, Натан, ты что же — думаешь, я его… — он насупился и отвернулся.

— Ты его — что?

— Сам знаешь, — буркнул Габи. — Я могу идти? — он демонстративно повернулся к Гофману. Профессор, смотревший на все это с неодобрением, сказал:

— Да-да, конечно… У тебя ведь больше нет вопросов, Натаниэль?

Розовски кивнул.