Смерть в хронокапсуле

Хронокапсула покоилась на обширной равнине, покрытой черным, оплавленным стеклом. Ни травинки, ни кустика. Ровная, как стол. А вдали, закрывая горизонт, высилась неровная стена. Место, где они находились, чем-то напоминало лунный кратер.

— Это ваш мир?

— Да, здесь я дома.

— Мне такой дом не по душе.

Рейнольдс снова глухо рассмеялся.

— Мне тоже. Однако он почище твоего. Знай я, что вы уничтожите все живое, отравите и изгадите всю Землю… Впрочем, я думаю это поправить.

— Что поправить? У вас есть дом, вот он, за стеной. Выходите из капсулы, и — Привет!

— Ха! Этот мир реален не более, чем я сам. А я хочу стать реальным и жить в настоящем мире, среди людей. Первый раз за все время мне удалось по-настоящему овладеть машиной времени. Твоей, Светс. Ты — мой последний и единственный шанс.

— Но я ведь уже объяснил…

— Светс, у меня в руках ультразвуковой пистолет, особого вреда он тебе не причинит, но надолго лишит способности двигаться. Будь умницей. Я ведь провел довольно много времени в средневековых камерах пыток.

— Подождите! Подождите же! Из какого вы года? Ну какой был год, когда вас направили ликвидировать, как вы сами сказали, «карибский кризис»?

— Мм… Двести девяносто второй. Мне тогда было всего двадцать два. Мне и сейчас двадцать два. В это трудно поверить, но Время не властно надо мной.

— А по календарю Послеатомной?

— Ну, если не ошибаюсь, сто сорок седьмой.

Светс посмотрел на счетчик относительного времени: +134.

— Отлично. Сейчас мы отправимся к вашей машине времени. До нее всего тринадцать лет. Назад мы двигаться не можем, а вперед — пожалуйста. Там на месте во всем и разберемся.

Светс шагнул к панели управления и потянулся к рычагу прерывателя. И в ту же секунду его рука онемела и бессильно повисла.

— А ты шутник. Придумано неплохо, но где гарантии, что нас не занесет в альтернативный мир с иной логикой событий? Я ведь могу там исчезнуть.

«Все-таки попробовать стоило», — подумал Светс, а вслух сказал:

— Что же вы предлагаете? Не могу же я сидеть здесь с вами и ждать тринадцать лет.

— О! Если б я мог! — простонал Рейнольдс и снова клацнул зубами. Светс уже понял, что только так он может выражать свои чувства. С одинаковым успехом это могло означать улыбку, задумчивость, гнев — все, что угодно.

— Ха, — неожиданно хихикнул Рейнольдс, — я, кажется, придумал. Светс, мне нужно в Австралию. Твоя колымага передвигается в обычном пространстве?

— Конечно.

— Нужно поменять оружие, — бормоча себе под нос, Рейнольдс подошел к оборудованию, стоявшему вдоль стенки, и принялся копаться в нем.

— Нужно тяжелое ружье — наркотизатор. — Он вынул из креплений оружие. — Насколько я понимаю, для слона — слабовато, а для человека в самый раз.

— Угу, — промычал Светс, чувствуя, как по спине побежали мурашки, а в животе что-то неприятно шевельнулось.

— Тогда вперед, — скомандовал Рейнольдс.

И вот Австралия. Восточное побережье, городской пейзаж: улицы, длинные здания.

— Это — единственное обитаемое место на Земле. Но даже оно, как видишь, немного пустовато, — сказал Рейнольдс и приказал Светсу двигаться вдоль берега на юг. Во время полета Рейнольдс ни на секунду не прервал своей болтовни. Он сидел неподвижно, развалясь и выставляя напоказ свое жуткое тело, будто лабораторный экспонат, а ружье небрежно лежало на одном колене. Воспоминания лились рекой.

— Я, к сожалению, очень плохо отношусь к человечеству, — философствовал он. — Почему? Да потому, что немало повидал людей в больницах, камерах пыток, на гильотинах и виселицах, на полях сражений. Я уже говорил, что меня можно увидеть только перед смертью. А людишки в подобных обстоятельствах ведут себя далеко не лучшим образом. Жалкое зрелище. Особенно в сражениях.

Возможно, у меня несколько односторонний взгляд. Наверное, стоило бы побывать на балах, в танцзалах, на рождественских вечерах и карнавалах, там, где люди много смеются. Но, Светс, с кем бы я мог там разговаривать? Ведь увидеть меня можно лишь перед смертью.

Да они и не станут слушать. Люди очень плохо переносят страдания, я в этом убедился. Особенно все боятся смерти. Идиоты! Несколько часов агонии, но зато потом — вечный покой! Они не понимают своего счастья, которое мне недоступно. Тысячи, миллионы людей, десятки тысяч лет, и всегда одно и то же. Только дети прислушивались к моим словам, да и то очень редко. Слушай, Светс, а ты боишься смерти?

— Да, и очень.

— Значит, ты такой же идиот, как и все остальные!

— Может, и так. Но мне хотелось бы узнать, наконец, куда мы направляемся?

— Пусть тебя это не волнует. Мы почти на месте. Осталось найти школу.

— Школу? А что мы там забыли?