Смерть в Миракл Крик

– Ну вот, теперь ты все знаешь, и это всего лишь один день, – Тереза моргнула и почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам, испытала знакомый стыд. Мать Тереза – это же просто шутка. – Господи, ну что со мной не так? Поверить не могу, что я все это тебе рассказала. Извини, я…

– Что? Нет. Я очень рада, что ты высказалась, – Элизабет коснулась ее руки. – Я бы хотела, чтобы больше мам не боялись так высказаться. Нам надо делиться и дурными вещами, тем, чего мы стыдимся.

Тереза помотала головой.

– Представить не могу, что сказали бы члены группы поддержки для родителей детей с ДЦП, если бы все это услышали. Наверное, вышвырнули бы меня. Другим подобное и в голову не приходит.

– Шутишь? Иди сюда, – позвала Элизабет, посмотрела на нее, пробралась между люком и телефоном внутренней связи, подальше от детей, и спросила приглушенным голосом: – Помнишь, что Китт говорила про ТиДжея и высокую температуру?

Тереза кивнула. Китт рассказывала о таком явлении, что от высокой температуры некоторые аутистичные симптомы ослабляются, ТиДжей перестает биться головой и даже говорит односложные слова, когда заболевает. Китт делилась, как у нее разрывается сердце, когда температура спадает и поведение возвращается («Волшебно и жутко, на день подглядеть, каким он мог бы быть»).

Элизабет продолжила:

– С Генри все наоборот. Когда он заболевает, он совершенно выпадает из реальности. В последний раз он не мог выговорить ни слова и даже принялся раскачиваться, чего с ним уже год не случалось. Я так боялась, что это навсегда. Я запаниковала и наорала на него, наверное, надеясь вывести его из такого состояния. Я даже… Впрочем, неважно, но был момент, когда я думала, зачем он мне вообще? Если бы он не родился, жизнь была бы намного лучше. Я бы уже стала партнером, и Виктор был бы со мной, мы бы до сих пор были женаты, ездили в отпуск по всему миру. Я перестала изучать случаи регресса и начала мечтать об островах Фиджи.

– Это все чепуха, – сказала Тереза. – Это как мечтать об актере.

Тереза помотала головой.

– С тех пор я все время чувствую раздражение, иногда даже представляю себе, что его нет. Однажды представляла себе, будто он умер. Как-нибудь безболезненно, может, во сне. Каково это будет? Неужели правда так ужасно?

– Мам, – позвал Генри. – Фильм закончился. Можешь поставить другой диск?

– Конечно, солнышко, – она позвонила Паку, попросила поставить следующий диск, и подождала, пока он начнется, а потом прошептала Терезе: – Я лишь хочу сказать, всем нам бывает тяжело. Но это только моменты, они проходят. В конечном счете ты просто любишь Розу, я люблю Генри, мы обе пожертвовали всем и готовы ради них на все. И если крошечную частичку нас иногда посещают подобные мысли, которые мы сразу же гоним прочь, неужели это так уж плохо? Все мы люди.

Тереза посмотрела на Элизабет, ее добрая улыбка заставила Терезу задуматься, уж не выдумала ли она все, просто чтобы Терезе стало легче и не так одиноко. Она подумала, как иначе могла бы сложиться жизнь, если бы тело Розы давно было бы источено личинками и превратилось в горстку костей в шести футах под землей. Она перевела взгляд на Генри и Розу, сидевших вместе в кислородных шлемах, напоминавших аквариумы, на лицах отблески от экрана. Она подумала о том, что Роза никогда не станет похожей на Мэри, которая сейчас, наверное, уже пьет, перемывает косточки подруге с Дэвидом, и бог знает что еще. Может, и к лучшему, что Роза сидит здесь, булькает и смеется звукам динозавров.

В тот день, и еще много раз с тех пор (особенно, когда Мэри только вышла из комы без мозговых повреждений), она представляла себе, как поведает Янг о проступках Мэри, какое удовлетворение она испытает, рассказывая Янг, что ее распрекрасная дочурка не столь идеальна, как она ей рисовалась. И вот ей представился удобный случай все рассказать, не из чистой мелочности, а чтобы пояснить, в каких условиях происходил разговор с пожеланиями смерти детям. Но она не могла этого сделать. Она взглянула на лицо Янг, уставшее, запутавшееся, и заменила имя Мэри на «подросток в Макдональдсе».

Выслушав рассказ Терезы, Янг сказала:

– Пак был прав, Элизабет говорила, что желает Генри смерти. Как может мать так говорить?

Тереза совершенно спокойно пересказала все события, но теперь у нее к горлу подкатывал ком. Она сглотнула.

– Я же тоже сказала это про Розу. Причем первая.

Янг помотала головой.

– Нет, с тобой все по-другому.

«Что по-другому?» – хотела она спросить. Но не пришлось. Она знала. Янг, наверное, думает так же, как и все остальные: лучше бы Роза умерла. В отличие от Генри, его жизнь представляла ценность, его матери незачем было желать ему смерти. Об этом говорила детектив Хейтс в кафе. Тереза сказала:

– С ребенком-инвалидом всегда нелегко, независимо от характера отклонений. Наверное, это не понять, если сам не испытал.

– Мэри два месяца пролежала в коме. Я ни разу не пожелала ей смерти. Я хотела, чтобы она жила, даже если мозг получил повреждения.